Однако бок все еще болел, и оранжевое облако все еще окружало меня. Мой кристаллический пленитель плавал в нем менее, чем в дюжине футов. Холодная отрешенность вернула способность соображать, и я понял, что захвачен грибообразным облаком на верхушке одной из башен-цилиндров — пленник в городе огня. Поскольку вырваться было невозможно, то мне ничего не оставалось, как смириться со своим положением, и некоторое время я просто плавал в облаке, как в космосе, абстрактно, словно посторонний исследователь, наблюдая за собой и происходящим вокруг. Через некоторое время я заметил, что огонь перестал пульсировать внутри кристаллического существа и предположит, что наступил день и оно заснуло до прихода следующей ночи. Это наблюдение пробудило слабую искру надежды.
Я снова стал изворачиваться и цепляться руками за облако, окружавшее меня, но, поскольку не от чего было оттолкнуться, то не смог сдвинуться ни на дюйм. Время шло, а я все извивался, как жук на булавке — вот когда я понял, что чувствует насекомое, еще живым помещенное в коллекционный ящик! Тем временем холодный огонь вокруг постепенно становится все ярче, и я понял, что скоро наступит ночь. Ночью кристаллические существа снова проснутся и, несомненно, возобновят вивисекцию своей морской свинки. Я достал пистолет, чтобы выстрелить себе в голову и сразу избавиться от мучений — и тут меня осенило!
Вместо того, чтобы стречятъ в себя, я выстрелил в туман шесть раз подряд. Идея была проста, как все гениальное. Ракете не нужно ни от чего отталкиваться, чтобы сдвинуться с места, она отталкивается от самой себя — а пистолет ведь толке действует по типу ракеты. Отдача от выстрелов сдвинула меня с места, и я выскользнул из грибообразного облака.
Если бы за пределами облака была нормальная гравитация, то я бы просто вместо одной смерти выбрал другую. Но, по-видимому, по мере отдаления от башни она возрастала постепенно, потому что я не разбился, а мягко опустился на светящийся песок… и увидел свой самолет, который стоял у основания башни. Я залез в кабину. Мотор немного поартачился — вероятно, мои похитители лазали в него так же, как и в меня — но все-таки завелся. Я взлетел вслепую…»
Дальше в рукописи, по-видимому, не хватало нескольких листков. Последняя страница — истрепанная, взлохмаченная по краям была тоже исписана почерком Келвина, но коряво, карандашом, и не всегда написанное можно было прочесть.
Конец моей /веревки?/ Думаю, что я слишком много раз разводил свою /фляжку? /Мое тело и пожитки я завещаю науке. Капитан Гандер снабдит мой рассказ /завершением?/ Страшная /истина?/…
И это было все.