Как установила Кристина Кэр, структуру картины Дейнека взял из своего раннего лубка, опубликованного в «Безбожнике у станка» (1926, № 4): справа сцена домашнего насилия, слева — совещание работниц в колонном зале, украшенном красными флагами (изображен I Съезд работниц и крестьянок 1918 г.)[144]
. Сравнение композиций 1926 и 1937 года показывает масштаб изменений политического курса. В лубке мы видим женщин разного телосложения и возраста, явно занятых именно деловыми обсуждениями: оживленная темная толпа на верхнем ярусе ждет начала съезда. Теснота и забавная эклектичность костюмов создают впечатление достоверности, художник увлечен контрастным образом разноплановой женской группы в интерьере особняка. Первый съезд проходил в зале Кремлевского дворца, который действительно был задрапирован красными полотнами. «Хотя организаторы рассчитывали на присутствие лишь 300 делегаток, съезд собрал более 1000 женщин в ярких красных косынках, преимущественно работниц, одетых в тулупы, живописные национальные костюмы или же в армейские шинели <…> Для большинства делегаток это было первым знакомством с политикой и первым путешествием из мира своей деревни. Для организаторов же съезд был трудным упражнением в агитации, равно как и наглядным свидетельством того, что вся работа у них еще впереди»[145].Дейнека А. Без Бога — жизнь с господом Богом. Журнал «Безбожник у станка». 1926, № 4
Фото из альбома «Жены инженеров». 1937
Стертая роль
Столь же показательны два других панно Дейнеки, созданные для ВСХВ в конце второй пятилетки: парная композиция «1917» и «1937» (ПГХГ). В центре панно «1917» между группами марширующих рабочих и бегущих солдат стоит работница — босая девушка с непокрытой головой, в легком красном платье с поясом по городской моде середины 1930-х. В руке у нее едва заметная винтовка, опущенная вниз, за спиной развевается флаг «Вся власть Советам». В левой части — образ деревни: исхудалая лошадь и молодой крестьянин в белых одеждах. Слегка растерянно протягивая другую руку крестьянину с призывом присоединиться, работница не столько обозначает тему «смычки», сколько — как единственная женская фигура на полотне — служит ярким пятном, оттеняющим группу рабочих: здесь нет даже номинальной отсылки к реальным образам женщин, принимавших участие в войне и революции. На втором панно, «1937», зритель видит уже целую толпу девушек в красивых белых и красных платьях и праздничных белых туфлях. Они выступают вместе с мужчинами на фоне индустриального пейзажа — новые сияющие здания, быстрые самолеты. В глубине полотна — образ равноправия в деревне: колхозница в красной косынке ведет трактор, колхозник в голубом комбинезоне стоит у комбайна. Перед нами условно-собирательный образ мира, благополучия и стабильности, закрепляющий «окончательную победу социализма».
В 1941-м журнал «Общественница» был закрыт — так же внезапно и без объяснений, как когда-то журнал «Коммунистка»[146]
. Жизнь движения «жен инженеров» оказалась недолгой, однако ее след еще на десятилетие закрепился в советском законодательстве в виде симметричного поворота репрессивной политики. За законом «О членах семьи изменников Родины» (ЧСИР) от 30 марта 1935 года как раз в 1937-м последовал отдельный приказ НКВД «О репрессировании жен и размещении детей осужденных “изменников Родины”» (Оперативный приказ НКВД № 00486, 15 августа 1937 г.), согласно которому все жены осужденных «изменников Родины, шпионов и членов троцкистских организаций» подлежали заключению в лагеря на срок от 5 до 8 лет. На основе этого приказа было открыто специальное отделение Карагандинского лагеря, исправительно-трудовой лагерь «Р-17» (в разговорной речи — «А.Л.Ж.И.Р.» — Акмолинский лагерь жен изменников Родины)[147]. Таким образом последняя, едва выдвинутая вперед социальная группа женщин оказалась почти сразу поражена в правах.Лагерь просуществовал до 1953-го. В числе его заключенных, в соответствии с установками движения жен ИТР, были жены и близкие родственницы самых заметных партийных чиновников. Среди них Елизавета Арватова-Тухачевская, Анна Бухарина-Ларина, Екатерина Калинина и Ольга Буденная, Бронислава Поскребышева, Дора Хазан-Андреева и Полина Жемчужина и другие. Евгения Ежова покончила с собой, не дожидаясь ареста, не избежали репрессий и родственницы Надежды Аллилуевой. По мнению М. Делалой, в этих арестах, особенно в случае Хазан-Андреевой и Жемчужиной, которые занимали высокие государственные посты, Сталин не только стремился ослабить своих партийных соратников, разрушая их семьи, но и утвердил конец «ленинского» этапа в гендерной политике, так как «одним ударом уничтожил и образ женщины-активистки»[148]
. В 1938-м была арестована и приговорена к десяти годам заключения и Зинаида Павлуцкая, жена Серго Орджоникидзе.Глава 8. Тоталитарное тело. Материнство и тройные нагрузки второй пятилетки