Одной из последних картин конца 1930-х, где «мужественная женщина» была изображена гармонично и субъектно, стала работа близкого «Кругу художников» ленинградца Виктора Прошкина «Парашютисты в воздухе» (1937, РОСИЗО). Написанная с оригинально резкого ракурса, словно художник спускается на парашюте вместе со своими героями или выглядывает из двери самолета, она полна воздуха и света. На высоте птичьего полета раскрывается огромная панорама, где парят несколько фигур, кувыркаясь в воздухе: у одного парашют еще не раскрылся, белые купола других виднеются далеко внизу. В центре картины — парашютистка, одетая в спортивные тапочки и синий комбинезон. Едва заметный рыжий локон выбивается из-под шлема, ее лицо открыто, но смотрит она не на зрителя, а вбок и вдаль, завороженная открывшимся видом. Лямки парашюта и перекрестно расположенные на них руки женщины выбелены интенсивным солнцем. Она парит в воздухе, как образ покоя на фоне «железного века»; необычен пронизывающий полотно печальный лиризм, сдержанная лилово-розовая тональность. Картина еще сохраняет нарративность производственного портрета, историю частного человека, овладевшего профессией.
Дорохов К. Парашютистка перед прыжком. 1937. РОСИЗО
Образ, созданный Прошкиным, интересно сравнить с жанровой сценкой Константина Дорохова «Парашютистка перед прыжком» (1937, РОСИЗО). Здесь на летном поле изображены несколько девушек в платьях, и мы видим, как они готовятся к прыжку, надевая комбинезоны, буквально входят в агендерную оболочку. Этот прием поэтапного показа разных социальных ролей одной женщины позволял не только описать, но и несколько рационализировать как типы тройной или двойной нагрузки, так и противоречащие друг другу гендерные императивы. Хрестоматийный пример — триптих Юрия Пименова «Работницы Уралмаша» (1934–1935), где героини покадрово изображены дома за чаем, в театральной ложе и на рабочем месте у станков. На два кадра поделен и рисунок Константина Ротова для «Крокодила» (1934, № 25) под названием «Кто эта красивая москвичка?»: элегантная женщина спускается по ступеням метро, шахты которого она прокладывала полгода назад.
Обложка журнала «Работница», № 27, 1939
Брак командира и героя
Примером такого покадрового назидательно-иллюстративного изложения гендерной нормы конца тридцатых можно назвать и «установочный» репортаж, опубликованный в 1939 году в восьмом номере «СССР на стройке», ведущего экспортного журнала сталинской эпохи. Героиня номера — Татьяна Пыжова, «командир рабоче-крестьянской Красной армии, равный среди других», позирует фотографу в военной форме и сапогах. Постановочные фото показывают ее на стрельбище, где она целится из ружья в кожанке и берете; за рулем автомобиля; в прыжке, на физкультурном параде и во время забега; наконец — на аэродроме в летном шлеме. Характерно, что Пыжова на всех коллективных снимках показана в мужском окружении, что создает у зрителя ощущение недоступности ее социальной позиции: она не только «первая женщина из гражданских вузов, получившая в 1935 г. значок ГТО 2-й ступени», но, похоже, первая и единственная. Финал репортажа подчеркивает, что военно-спортивные достижения Пыжовой — вовсе не вершина: «Ведь ей всего-навсего 24 года!» Здесь акценты смещаются. «
История Татьяны Пыжовой. Журнал «СССР на стройке», 1939, № 8
Репортаж предстает своего рода визуальным фильтром, рассеивающим гендерное замешательство читателя. Он четко разграничивает тему фертильности советской женщины и ее репрезентацию как «командира», расщепляя образ на феминную и маскулинную фазу. В первой части Пыжова наделена мужскими эпитетами — «командир, пловец, хороший бегун, отличный стрелок, толковый инженер», а во второй представлена «молодой женщиной». В противном случае она представала бы феминным мужчиной или даже «репродуктивным мужчиной», которого описал Василий Гроссман в повести о Гражданской войне «В городе Бердичеве» (1934):