Рожденный на гильотине. В свете ночи... (СИ)

— Ничего страшного, пусть теперь эти поборники морали, вместо того чтобы кичиться своим северным благонравием, обсуждают бесовские брачные игры монарших особ, а то и заведут новую традицию: перед тем, как приступить к первому акту постельного балета, новобрачной должно изобразить из себя животное в знак воплощения на супружеском ложе диких звериных инстинктов.

— Это поросячьих-то?

— На усмотрение жениха. Кстати, где это ты отыскала шнуровку на ночнушке?… Рони, — и обернулся с ослепительной улыбкой на губах и озорным блеском в глазах.

"Царевна" ответила ему таким же счастливым оскалом, который за глаза владельца частенько звали демоническим, и сбросила маску, которую не согласилась снять даже после робких замечаний горничных, что, мол, возлечь на супружеское ложе вместе с мужем в маске — не по людским традициям. Дивная не стала уточнять, что и по традициям ее народа жены показываю свое лицо благоверным (и, если не считать кровную родню, единственно им!), зато бросила, словно малозначимый комментарий об интерьере особняка, что указывать ей, что ей снять на супружеском ложе, может только Его Высочество. Служанки тут же побагровели, как цветущие пионы, и воздержались от разговоров до самого конца переодевания невесты для брачной ночи. Девушка догадывалась, что Роланд узнает ее, даже если она облачится в монашескую робу и наденет на голову мешок, однако до последнего не снимала маску. Теперь же, убедившись, что память принцу Веридорскому не изменяет, она без зазрения совести открыла ему лицо. В конце концов, он видел ее не то что не закрытую маской, но и не прикрытую ни одним клочком одежды!

— Рони, ты ли?! — Его Высочество, совсем как в не такой уж и далекой ранней юности, стремительно подлетел к ней и, обхватив осиную талию и оторвав ее от пола, будто она была не тяжелее куклы, закружил в воздухе. — Просто не верю! Как ты здесь?! Вместо подруги?!

— А ты не забыл о нашей дружбе с Арией, — весело промурлыкала Рони, сползая вдоль его тела вниз и даже не думая отстраняться.

— Забудешь такое! Это ж всем сенсациям сенсация! Царевна дивных назвала сестрой "королеву разбойников"!

— Порой людям дивных не понять, как и дивным не постичь человеческого ума, — философски проговорила девушка с наигранной серьезностью и тут же залилась смехом. — Только мы с тобой друг друга всегда понимали!

И это было правдой. Его Высочество имел успех у женщин (все-таки статус обязывает) и затевал интрижки с самыми разными представительницами прекрасного пола: смазливыми и не особенно миловидными; невинными, как божий ангел, и искусницами, могущими заткнуть за пояс любую заправскую шлюху; наследницами обеспеченных дворянских семейств и нищими безродными оборванками. Сколько же их было! Точный ответ знал разве что Рансеваль, с рождения питающий любовь к порядку и точным подсчетам. И вот из всей этой разномастной компании, перебывавшей в его постели, но так и не добравшейся до его сердца, Роланд помнил лишь одно лицо.

Ориония… Его первая влюбленность. Как, собственно, и он у нее, с той лишь разницей, что до сей поры он оставался для нее единственным намеком на великое чувство. Их чувства вспыхнули внезапно, когда лихая бандитка уже собиралась распороть брюхо незадачливому зазевавшемуся путнику, непонятно что забывшему на ее земле и крадущемуся по тайной трапе в сторону столицы дивных… когда Его Высочество наследный принц Веридорский уже готовился к роковому удару, который без сомнения унес бы жизнь дерзкой девчонки, сбившей его с ног по большей части благодаря неожиданности нападения… Не раз они, смеясь, спорили, кто бы первым пустил в ход клинок, но к единому мнению так и не пришли. Как бы то ни было, двое одиноких путников, словно сговорившись, выпустили рукояти кинжалов и одновременно подались навстречу друг другу, чтобы испробовать вкус первого поцелуя…самого, кстати, целомудренного за всю принцевскую карьеру на любовном фронте. И все их общение тоже. Вспоминая о ней спустя годы, Роланд не мог понять, почему они так и не стали близки. Словно неведомая сила не давала пробиться в его сознание ни одной крамольной мысли о том, чтобы хотя бы поцеловать девушку более страстно, даже когда он пару раз с чисто мальчишеским азартом подглядывал за тем, как она плещется в реке.