Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

Все зашевелилось, ведьму хотели схватить, и деревенские судьи решили ни более, ни менее, как унести барышню из приюта и бросить ее в воду, чтобы она выдержала обыкновенное испытание волшебства. Барон Претекстатус не препятствовал этому и, улыбаясь, говорил себе: «Вот что бывает с простыми людьми без предков, которые не такого хорошего старинного рода, как Мондшейн». Узнав о грозящей опасности, барышня скрылась в резиденцию. И вскоре вслед за тем барон Претекстатус получил приказ от князя этого края, посредством которого доводилось до его сведения, что ведьм не существует, и было велено бросить в башню деревенских судей за дерзкое желание посмотреть, хорошо ли плавает приютская надзирательница, а остальным крестьянам и их женам дать понять, чтобы они не думали ничего дурного о девице Розеншён под страхом телесного наказания. Все ушли в себя, испугались грозившего им наказания и с этих пор были хорошего мнения о барышне, что имело наилучшие последствия и для них, и для девицы Розеншён.

В княжеском кабинете отлично знали, что девица Розеншён была никто иная, как всюду известная прежде фея Розабельвэрде. Случилось это так.

На всей земле нельзя были найти более приятного места, чем то маленькое княжество, в котором находилось имение барона Претекстатуса фон-Мондшейн и где жила девица фон-Розеншён. Короче, того места, где случилось все то, что я намерен подробно рассказать тебе, благосклонный читатель.

Эта маленькая страна, окруженная горами, со своими благоуханными лесами, цветистыми лугами, шумящими потоками и весело плескавшимися, прыгающими ручьями, совсем не имевшая городов, а только приветливые деревни да разбросанные там и сям отдельные замки, походила на чудный сад, где жители гуляли как бы для своего удовольствия, свободные от всякого гнетущего бремени жизни. Все знали, что страной управляет князь Деметрий, но никто не видел никаких следов управления, и все были этим очень довольны. Люди, любившие полную свободу во всех своих действиях, красивую местность и мягкий климат, не могли бы выбрать места лучше этого княжества, и так случилось, что в числе других там поселились также разные чудные феи доброго нрава, для которых, как всем известно, тепло и свобода всего важнее. Им можно приписать то, что почти в каждой деревне, и в особенности в лесах, часто случались самые приятные чудеса, и всякий, проникнутый восторгом и блаженством этих чудес, вполне верил чудесному и, сам того не зная, именно потому-то и был счастливым, а потому и хорошим членом государства. Добрые феи, которые по свободному выбору устроились совершенно по-джинистански[20], охотно даровали бы вечную жизнь сильному князю Деметрию, но это было не в их власти. Деметрий умер, а после него управление принял на себя молодой Пафнутий.

Пафнутий еще при жизни отца питал в душе безмолвное негодование на то, что народ и государство были, по его мнению, самым ужасным образом запущены и заброшены. Он решил управлять и сейчас же сделал первым министром своего камердинера Андреса, который выручил его раз из большой беды, дав ему взаймы шесть дукатов, когда он оставил в горной харчевне свой кошелек.

– Я хочу управлять, любезный! – воскликнул Пафнутий.

Андрес прочел в глазах своего господина, что в нем происходит, бросился к его ногам и торжественно произнес:

– Государь, настала великая минута, посредством вас из темного хаоса, мерцая, восстает государство. Государь, вас умоляет вернейший вассал ваш и тысячи голосов несчастного бедного народа взывают к вам: государь, введите просвещение.

Пафнутий был совершенно потрясен возвышенной мыслью своего министра. Он поднял его, бурно прижал к своему сердцу и сказал, рыдая:

– Министр Андрес, я должен тебе шесть дукатов и, более того, я обязан тебе своим счастьем, своим государством, о, мой верный мудрый слуга!

Пафнутий хотел сейчас же напечатать крупными буквами и прибить на всех углах эдикт, извещавший, что с этого часа вводится просвещение, и всякий должен с этим сообразоваться.

– Дражайший государь, – воскликнул Андрес, – это не годится!

– А как же, любезный? – сказал Пафнутий, взял своего министра за пуговицу и потащил его в кабинет, дверь которого запер.