Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

– Ты хорошо придумал, Фабиан, – сказал Бальтазар, – и потому я на тебя не буду сердиться за то, что ты часто бежишь за мной, как одержимый, и лишаешь меня многих удовольствий, о которых ты не имеешь понятия. Ты принадлежишь к тем странным людям, которые всякого, кого они видят бродящим в одиночестве, считают меланхолическим дураком и желают обработать и излечить его на свой лад, как тот придворный прихлебатель, которого достойный принц Гамлет хорошо проучил, когда он сказал, что не умеет играть на флейте. Поэтому я предупреждаю тебя и даже сердечно прошу, мой милый Фабиан, чтобы ты искал себе другого товарища для твоего благородного фехтованья на рапирах и шпагах, а меня оставил в покое.

– Нет, нет, – смеясь, воскликнул Фабиан, – ты так легко от меня не отделаешься, любезный мой друг! Если ты не хочешь идти в фехтовальный зал, я пойду с тобой в лес. Долг верного друга развеселять тебя в твоей печали. Пойдем-ка, пойдем, мой милый, если ты не хочешь поступить иначе.

Тут он схватил друга под руку и быстро зашагал рядом с ним. Бальтазар стиснул зубы в немой досаде и замкнулся в мрачном молчании в то время, как Фабиан одним духом насказал ему множество веселых вещей. В числе их было много глупостей, как бывает обыкновенно в веселых необдуманных рассказах.

Когда они вошли, наконец, под прохладную сень душистого леса, и кусты зашептали, как бы тоскливо вздыхая, когда зазвучали вокруг дивные мелодии шумящих ручьев и песни птиц, а с гор доносилось ответное эхо, Бальтазар внезапно остановился и воскликнул, широко раскрывши руки, как бы желая с любовью обнять кусты и деревья:

– О, теперь мне опять хорошо! Я несказанно счастлив!

Фабиан смотрел на друга немного смущенный, как бывает в тех случаях, когда не понимают речи другого и не знают, чтобы такое сделать. Тогда Бальтазар схватил его руку и воскликнул, полный восторга:

– Не правда ли, брат мой, твое сердце тоже растет, и ты понимаешь блаженную тайну лесного уединения?!

– Я не совсем понимаю тебя, милый брат мой, – ответил Фабиан, – но если ты находишь, что приятно гулять в этом лесу, я с тобой вполне согласен. Разве не охотно я гуляю в приятном обществе, в котором можно вести разумный и поучительный разговор? Не истинное ли, например, наслажденье гулять за городом с нашим профессором Мошем Тэрпином? Он назовет всякое растение, всякую травку и знает ее имя и к какому классу она принадлежат, а также понимает все относящееся к ветрам и к погоде…

– Остановись, – воскликнул Бальтазар, – прошу тебя, остановись! Ты коснулся того, что могло бы свести меня с ума, если бы не было у меня утешений. Способ профессора говорить о природе раздирает мне сердце или, вернее, наводит на меня какой-то ужас, точно будто я смотрю на безумца, который в нелепом дурачестве считает себя королем и властелином и ласкает самим им сделанную соломенную куклу, думая, что он обнимает королевскую невесту! Его так называемые опыты кажутся мне отвратительной насмешкой над божественным созданием, дыхание которого веет в природе и возбуждает в глубине наших душ самые глубокие святые предчувствия. Часто хочется мне разбить его стаканы, бутылки и весь его хлам, но я думаю при этом, что обезьяна перестает играть с огнем только тогда, когда она обожжет себе лапы. Знаешь ли ты, Фабиан, что эти чувства меня пугают и гнетут мое сердце во время лекций Моша Тэрпина, и неудивительно, если я кажусь вам тогда нелюдимым и углубленным в себя. Мне кажется тогда, что дома обрушатся над моей головой, и неизъяснимый страх гонит меня прочь, вон из города. Но здесь мои чувства испытывают сладостный отдых. Лежа на цветистом ковре, я смотрю на далекую синеву неба, и надо мной, над ликующим лесом плывут золотые облака, как дивные грезы из далекого мира блаженных радостей! О, Фабиан, тогда в груди моей просыпается дивный дух, и я слышу, как он таинственными словами говорит с кустами, деревьями и волнами лесного ручья, и я не сумею изобразить то блаженство, которое проникает тогда все мое существо какой-то сладкой и грустной робостью!

– Да, да, – воскликнул Фабиан, – опять все та же вечная старая песня о блаженстве и грусти, говорящих ручьях и деревьях! Все твои стихи повествуют об этих милых вещах, которые очень сносно звучат и могут быть с пользою применимы, если за ними ничего не искать. Но скажи-ка мне, милейший мой меланхолик, отчего же это, если тебя так ужасно оскорбляют и сердят лекции профессора Моша Тэрпина, ты являешься на все его лекции? Ради чего ты не пропускаешь ни одной из них и сидишь затем, в самом деле, безмолвный и неподвижный с закрытыми глазами, как спящий?

– Не спрашивай меня об этом, милый друг, – сказал Бальтазар, опуская глаза. – Неведомая сила влечет меня каждое утро в дом Моша Тэрпина, я ощущаю муки и не могу противостоять этой силе, меня влечет какой-то таинственный рок!