Тест по ЗОТИ на последнем занятии был для многих неожиданностью. Люпин объявил, что устный опрос оставил на следующий семестр, и попросил соблюдать тишину. Перехватив его взгляд, Гермиона поняла, что нервы у него уже на исходе: он понимал, что предпраздничные уроки будут обречены, так что решил спастись готовыми ответами. Тест был простым, но длинным, рассчитанным так, чтобы раньше закончили только самые подготовленные. Гермиона как раз оказалась среди них.
— Вы проверите после каникул? — поинтересовалась она, отдавая пергамент Люпину в руки.
— Нет, постараюсь сообщить вам результаты до отъезда, — он оторвался от своих записей всего на долю секунды, но успел коротко ей улыбнуться.
Гермиона уже развернулась было, чтобы вернуться на место и забрать вещи, когда услышала, что Люпин снова к ней обратился.
— Мисс Грейнджер, зайдите, пожалуйста, ко мне после занятий, — посмотрев на неё поверх очков, он ей подмигнул. Это было, конечно, зря.
Чудом Гермионе удалось улизнуть с последнего занятия пораньше, избегая косых взглядов и провокационных вопросов. Просьба Люпина привлекла внимание многих, посвящённых в тему «соревнований», и для них звучала весьма интригующе. Гермионе самой стало интересно, о чём будет предстоящий разговор. Вообще-то они частенько общались: всегда обменивались тёплыми приветствиями в коридорах, сталкивались в библиотеке, где между ними внезапно могла вспыхнуть жаркая полемика об очередной книге, да и почти еженедельно, как декан и староста, они обсуждали факультетские дела. Преимущественно беседы были делового характера, пусть не лишённые шуток и умеренно-приятельских вопросов о родителях, самочувствии и всякой бытовой ерунде. Но что-то ей подсказывало, что в это раз Люпин собирался поговорить с ней совсем не об успеваемости Гриффиндора или планах на Рождественские каникулы.
В таком немного смущённом настроении она явилась на порог его кабинета перед ужином. Она коротко, но звонко постучала в дубовую дверь, подождала ответа и, услышав приглашение, зашла внутрь. Люпин сидел за своим рабочим столом, заваленном пергаментом — вполне возможно их утренними тестами. Верхние пуговицы рубашки расстёгнуты, рукава подвёрнуты. Мантия и пиджак аккуратно устроились на спинке стула. Волосы растормошились под натиском мысли.
— Гермиона, хорошо, что ты пришла, — Люпин приветствовал её очаровательной улыбкой. — Садись сюда. Чаю?
Веерообразным движением он взмахнул рукой, и в камине раздалось шипение вскипевшего чайника. Гермиона невольно замерла, рассматривая лозу длинных аристократически бледных пальцев — удивительно, как Люпину со всеми его тяжёлыми скитаниями удалось сохранить настолько трогательные музыкальные руки. Что ж, отрицать их привлекательность было бы просто глупо!
Поборов мечтательный ступор, Гермиона опомнилась и поспешила сесть на стул напротив учительского стола. Она не удержалась от соблазна поправить разлетевшиеся в разные стороны листы и сделать из них ровную стопку, на чём тут же была поймана. Люпин добродушно пошутил, что только она способна привести его дела в порядок, и Гермиона даже не сразу уловила подтекст этой фразы. Пока диалог наконец не вывернул на шероховатую колею.
— Я не хотел заводить этот разговор раньше, надеявшись, что всё уляжется само собой, — вкрадчиво заговорил Люпин. — Но ситуация тупиковая, и я боюсь, она не исправится даже после каникул. Гермиона, мне нужна твоя помощь.
С этими словами он протянул руку по столу и деликатно коснулся её локтя, лежащего на столе.
— На факультете что-то происходит, — утвердительно продолжал он с немым вопросом в глазах. — Я не могу понять, в чём дело. Старшеклассницы ведут себя подозрительно, и я начинаю опасаться, что делаю что-то не так. Скажи, ты что-нибудь знаешь об этом?
Гермиона ощутила, как у неё пересохло в горле. Стоило ожидать, что рано или поздно Люпин обратится за разъяснениями именно к старосте, поэтому свой ответ нужно было хорошенько продумать заранее. Она не чувствовала уверенной необходимости рассказывать о возникшем соревновании, особенно из-за его стыдных подробностей, однако вид Люпина, загнанного в угол неразрешимой дилеммой, пробуждал в ней совесть. Если открыть ему правду, он не бросится на разборки и попытается решить всё мирно, но… Глупая тщеславная надежда всё-таки обставить соперниц заставляла Гермиону молчать.
— Насколько я знаю, никаких нарушений в последнее время зафиксировано не было, — немного чопорно ответила она. — А что вас… беспокоит?
Люпин обречённо вздохнул. Глубокие переживания, терзавшие его наверняка уже не первый день, выступили морщинами на лбу. Он откинулся на спинку стула, расправил плечи и скрестил руки на груди. Гермиона насторожилась.
— Меня беспокоит, что мои студенты затевают протест, — произнёс Люпин спокойно, но с созревающим волнением. — Резкое падение успеваемости, провокации, двусмысленные намёки. Я не идиот, понимаю, что это за штучки, ведь мои студенческие годы остались не так далеко позади, чтобы я успел их забыть. Только вот, зачем девочки это затеяли?