Рождество на острове

Флоре никогда этого не понять. Она выросла в любящей, пусть немного суматошной, но в целом обычной семье. Но они же никогда не говорили о детях. Джоэл вообще об этом не думал, он всегда предполагал… Ладно. Ничего он не предполагал. Просто не задумывался. Жил мгновением, впервые в своей жизни. Узнавал кого-то. Открывался перед кем-то, как никогда прежде. Влюбился, пусть даже любовь и близость, открытость и ранимость как некая идея вызывали у него глубокое беспокойство. Он даже почти не говорил таких слов Флоре. Хотя – говорил. Или ему казалось, что говорил, или, по крайней мере, думал, что может сказать.

Джоэл почувствовал, как заколотилось его сердце, дыхание стало затрудненным. Он изо всех сил постарался расслабиться, вдыхал через нос, выдыхал через рот, как учил его Марк, – чтобы успокоиться, хотя бы ненадолго. Свежий, холодный ветер бил ему в лицо, он закрыл глаза и остановился, чтобы взять себя в руки.

Гул ветра стал чрезвычайно громким. Джоэл посмотрел в конец мыса. Не видно было ни огней на берегу, ни кораблей вдали, снежная буря разыгралась, как живой обезумевший зверь, чью шкуру трепало ветром, – и это гигантское ужасное существо стремительно мчалось по миру.

Джоэл поморгал, потом повернулся в одну сторону, в другую – и вдруг испугался пустынности незнакомого места, но затем испытал невероятное облегчение, увидев внизу, под склоном, огни «Скалы», – и потащился вниз, думая только о замерзших пальцах.

Флоры в коттедже не было. Иногда она появлялась вечером, и, хотя невероятно уставала после долгого дня, Джоэл обычно, сам того не ожидая, находил ее там. Флора тщательно готовилась к встрече – прическа, косметика, чудесная ночная сорочка, заказанная на материке, – но вместо того, чтобы бодро приветствовать Джоэла, она засыпала, лежа по диагонали на кровати, тихо посапывая, а по телевизору что-то бормотали участника телешоу «Единственный путь – Эссекс».

Кровать была огромной и чрезвычайно удобной, так что Джоэл ничего не имел против. Вообще-то, он всегда радовался, увидев там Флору, такую расслабленную, поэтому он тихонько подбирался к ней, будил и…

Ладно. Как бы то ни было. Ее здесь нет. И это хорошо. Разве что это плохо потому, что ему необходимо ее увидеть… Нет. Не так. Он не мог сейчас ее видеть.

Джоэл содрал с себя отсыревшую одежду и принял душ. Ему бы следовало отправиться к Флоре, но… они же все наверняка в фермерском доме, все эти парни, которые смотрят на него как на инопланетянина. Он знал, что братья Флоры ничего дурного ему не желают, но их агрессивное мальчишеское поддразнивание и вообще обстановка фермы слишком ярко напоминали ему о тех деревенских жилищах, в которых он побывал, и Джоэл понимал, что по-настоящему не впишется во все это и за миллион лет.

А Флора, похоже, совершенно ничего не замечала, она обожала братьев, она спорила с ними в их стиле. И Джоэл думал, что в ней, похоже, кроется невероятно много любви, и эта любовь выплескивается на всех, с кем она встречается, – когда печет свои булочки, когда сталкивается с извилинами и путаницей жизни вокруг, в этом мире, где она знает всех и все знают ее и где, несмотря на все страхи и всю глупость людскую, тебя принимают, потому что ты здесь – дома.

А у него было так мало этого… Словно любовь была крошечным сосудом, плотно запечатанным, и его не следовало открывать, не следовало терять из него ни капли.

Джоэл выключил свой телефон. Он, правда, не предполагал, что заснет надолго, и не ошибся. Что он собирался делать? Что они оба собирались теперь делать?

Глава 22

Флора же, с другой стороны, придя домой повидать отца и проведя ночь в своей детской кровати, проснулась в чудесном настроении. Она так прекрасно выспалась! До этого она отправила сообщение Джоэлу, но получила короткий ответ: у него очень много работы, что было делом обычным. Джоэл был дома, он будет рад ее увидеть, несмотря на то что не желает интересоваться ее делами, но это уж… Ладно. Они разберутся.

И все в это утро проснулись в изумительном мире: ветер утих, воздух был чист, земля покрылась снегом, отражавшим заходящую луну…

Это было невероятно. Снег на Муре задерживался редко – слишком сильные ветра сдували его с камней. Но сейчас он был – из окон виднелась настоящая Нарния, чистая и светлая, и вокруг блеяли овцы, которым, вообще-то, следовало находиться в загоне, но Флора видела, что Хэмиш и Иннес уже выпустили их.

Старый каменный пол под ее ногами был холодным, как лед, когда Флора поспешила к плите, и Брамблу явно не хотелось отправляться за газетой, – он выглянул наружу, обнюхал снег, попытался пожевать его, потом передумал и предпочел снова улечься перед плитой.

Но чайник бодро засвистел, а братья еще не успели забраться под душ, что значило: Флоре достанется первая порция горячей воды, что уже само по себе радовало, пусть даже после душа до спальни ей нужно будет сделать пробежку. Флора посмотрелась в зеркало. Ее грудь определенно увеличилась. Флора пощупала живот. Это изумляло. Просто представить… Там, внутри… Там рос ее малыш. Ребенок Джоэла. Флора судорожно сглотнула.