– Да. Сегодня утром Франк разнес бакалейную лавку. Он напился, потому что чувствовал свою вину. Именно он передал шприц Жерару. А вчера вдруг понял, что пекарь воспользовался шприцом, чтобы убить его сестру. Только ничего уже не поделаешь: Жерар всегда смог бы сказать, что шприц дал ему Франк и именно Франк ввел в вино яд. А что касается пива, то Жерар покупал его для дрожжей у бакалейщика, а когда их не хватало, то у аптекаря. Николя спекулировал, перепродавая вино и пиво Жерару, когда тот просил.
Утром Ленуар встал рано. В окно светило яркое солнце. Мари-Ноэль ждала его за столом. Ее волосы были повязаны платком, а травы и цветы снова висели на стенах, как и раньше.
– Хотите молока? – спросила старушка. – Хлеб остался только вчерашний, а новый Симон сказал, что испечет только завтра утром. Сегодня будут хоронить Анну. Останетесь?
– А вы останетесь? Раньше вас держала в этой деревне только память о Маргарите. Может, переедете в другое место? Где вас не будут считать немой?
– Куда мне? Теперь я могу говорить, хотя для того, чтобы лечить людей, разговоры не нужны… А вы оставайтесь…
– Нет, меня ждут на Рождество в Довиле.
– Ну-ну… Тогда седлайте Пегого, чтобы до ночи успеть! Сегодня метели уже не будет.
– Откуда вы знаете?
– Так меня же зовут «Мари-Ноэль». «Ноэль» – «Рождество», и я всё про него знаю. Сегодня метели точно не будет. Езжайте с Богом.
Ольга Баскова
Старинные серьги
Глава 1
Санкт-Петербург, XIX век
Сотрудник царской сыскной полиции Алексей Бобрихин вернулся домой рано. Дверь открыла пожилая служанка Лукерья.
– Ранехонько вы сегодня, Алексей Петрович! – сказала она, снимая с него шинель и стряхивая снежинки. – Неужто всех преступников переловили?
Сыщик улыбнулся.
– Смешная ты. Нет, дело не в этом, к сожалению. Рождество скоро, очень уж хочется супруге подарок сделать. Давно она мечтает в имение своей тетушки поехать.
Лукерья фыркнула.
– Далась эта тетка Марии Николаевне. Еще ваша покойная матушка говорила, что княгиня взбалмошная была. Не ладились у них отношения, вы же прекрасно помните.
Алексей хотел что-то ответить, но не успел. В гостиной послышались звуки вальса Шопена – любимого музыкального произведения его Машеньки.
– Спасибо, Лукерья, – растерянно бросил он и распахнул дверь гостиной.
Маша сидела у рояля, и ее маленькие белые пальчики бегали по клавишам. Муж наклонился и поцеловал ее шею, скрытую темными завитками волос.
Женщина вздрогнула и обернулась:
– Ох, Алеша, ты всегда неслышно подкрадываешься!
– Это ты играла громче обычного, – пошутил он. – Родная, у меня потрясающее известие. Мы едем к твоей тетке. Мне разрешили отлучиться на целых три дня, представляешь?
На бледных щеках Маши заиграл румянец, и она резко встала со стула:
– Правда, Алеша?
– Совершенная правда. Собирай чемоданы.
Жена взвизгнула, как ребенок, и кинулась в свою комнату. В дверь заглянула Лукерья:
– Господа, ужин-то подавать? Али прямо сейчас коней запряжете?
Алексей расхохотался.
– Подавай, Лукерья, подавай. Что там у тебя, бараньи котлеты?
– Вот еще! – неизвестно на что обиделась служанка. – Барашек в мятном желе. Мария Николаевна заказывала. И пухдинг хлебный на десерт, похожий на тот, что вы в Лондоне отведывали.
– Пудинг, – поправил мужчина.
Служанка махнула рукой:
– А мне без разницы. Лучше нашего пирога с антоновкой все равно не сыщешь. Помните, как его ваша матушка покойная любила? Тогда еще и повариха Прасковья у вас работала, Царствие ей небесное. Вот уж кто умел готовить! Любого хранцуского повара за пояс заткнула бы.
– Татьяна тоже неплохо готовит, – похвалил Алексей новую кухарку.
Лукерья поджала губы:
– Хорошо, да не очень, – буркнула она. – Танька долгое время на хранцузов работала, она больше бусурманские блюда жалует. Неправильно это, ох неправильно.
– Ну, о кухнях мира мы с тобой потом поговорим. – Хозяин расстегнул пуговицу мундира. – Ладно, Лукерья, собирай на стол.
Он зашел в свою комнату, снял мундир и повесил в шкаф.
– Алеша, вот ты где. – В дверях показалось радостное личико жены. – Давай скорее, ужин уже на столе.
– Иду, дай мне еще пару минут. – Алексей облачился в домашнюю одежду и вышел в столовую.
– Ой, как пахнет. – Он потянул носом. – Татьяна все же великая мастерица, несмотря на критику Лукерьи.
– Не слушай ее. – Жена положила ему кусок ароматной баранины и добавила картошку. – Сегодня я сама за тобой поухаживаю.
– В знак благодарности. – Алексей взял кусок белого рассыпчатого хлеба, который пекли в соседней пекарне. Пожилой морщинистый пекарь знал его мать и много лет подавал свою продукцию к их столу. – Выезжаем завтра утром. Наймем тарантас.
Маша захлопала в ладоши:
– Это здорово!
– Дороги сейчас хорошие, – рассуждал муж, разрезая баранину, – морозец снежок утрамбовал. Нигде не завязнем. Помнишь, как однажды ты настояла, чтобы вы с матерью поехали осенью? Пришлось созывать мужиков из соседней деревни, чтобы вам пособили. Я потом шутил, что это было, как у Гоголя в его «Мертвых душах». Дядя Митяй и дядя Миняй… – Он расхохотался, и супруга недовольно посмотрела на него: