Милая женщина говорит, что пиэса, помещенная в нашей книжке под заглавием «Любим и Катерина», есть тот же парень, только в вывороченном тулупе. Мы не смеем противоречить нашим милым… Правда, «Любим и Катерина», мы сами знаем, есть перевод французской пиэсы «Пирам и Тизба», но ее переводила прелестная девица и просила, чтобы мы ее поместили так, как ей было угодно, с перемененными именами. И ей, любезный критик, надобно было отказать? Это будет противно нашему обещанию служить, угождать прекрасному полу[385]
.Приведенная цитата фиксирует отношение критики к женской поэзии, определяемое «социальным кодом галантности и флирта»[386]
. Издатели избрали своей миссией «служить, угождать прекрасному полу», а не способствовать вовлечению женщин в литературу. В заметке из «Журнала для милых» выражено мнение, противоположное тому, о чем писала Бунина в своем альбоме: «Та, которая привыкла рассуждать, желает только, чтобы с нею достойно обходились».Если в стихотворении «Пекинское ристалище» можно видеть противопоставление «женщина-автор — мужчины-авторы», то в «Разговоре между мною и женщин<ами>» собеседницами женщины-автора становятся женщины-читательницы. Стихотворение носит характер манифеста, Бунина в нем отстаивает право быть свободной в выборе тем и приемов. Лирическая героиня беседует с читательницами, в ответ на их вопросы излагает свою поэтическую программу, авторское кредо и очерчивает круг «своих» тем: «Пою природы я красы; / Рогами месяц в воду ставлю…»; «Рисую класами венчанну ниву, / Что вид от солнечных лучей»; «Подчас я подвиги мужей вспевала, / В кровавый что вступая бой…»; «…подчас, / Почтением влекома, / Я пела физика, химиста, астронома»[387]
и т. д. Эти темы ассоциируются с определенными жанрами: одой, описательной и дидактической лирикой — и соотносятся с кругом тем, о которых поэтесса размышляет в «Моем портрете…» из первой части «Неопытной музы». Однако если в «Портрете» поэтесса описывает эти темы как недоступные для нее, то в «Разговоре», наоборот, представляет их как составляющие своего актуального репертуара.Читательницы видят в героине собственную певицу — то есть ту, которая будет писать на понятные им темы, но уяснив, что ее не интересуют мадригалы женскому полу, обрушиваются на нее — и, таким образом, оказываются ничем не лучше читателей и судей-мужчин. Они столь же предвзяты и ограничены, хотя и по иным причинам. В конце стихотворения ирония переходит в самоиронию, поскольку лирическая героиня признает правила игры и, сетуя на положение вещей, все же соглашается с ним:
В своем поэтическом манифесте Бунина затрагивает несколько важных проблем, которые впоследствии будут привлекать исследователей. Читательницы в «Разговоре» жаждут развлечения и похвал:
но за желанием похвалы скрыта более существенная проблема: «Да слова мы про нас не видим тут…»[390]
. Поэтесса описывает ситуацию, когда создаваемая мужчинами «серьезная» литература не отвечает запросам читательниц, а перечисленные лирической героиней темы относятся именно к ней. Вводя в стихотворение голос неискушенной читательницы, Бунина вскрывает сразу несколько проблем: отсутствие самостоятельного женского голоса в поэзии, но вместе с тем неподготовленность женской читательской аудитории. Героиня «Разговора» остается не признанной — ни условно «профессиональным» мужским сообществом, ни специфическим читательским женским. В «Разговоре между мной и женщинами» Бунина выходит к одному из самых устойчивых конфликтов романтизма: между поэтом и «толпой». Несмотря на кажущееся противостояние автора и ее читательниц, финал стихотворения перекликается с «Пекинским ристалищем». В обоих стихотворениях лирическая героиня осознает свое положение и идет на компромисс, соглашаясь с ним, хотя и не без иронии.