Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

Терплю болезни люты,
Любовь мою храня;
Сладчайшие минуты
Сокрылись от меня[396]

;

Возможно ли болезнь не чувствовать больному?

Подвергнут я навек мучению презлому;
Бескровну рану днесь ты в сердце мне дала,
И ум ты мой к себе, драгая, привлекла[397];

А ты болезнь мою еще усугубляешь,

Я пламень, а ты лед против употребляешь.
Всечасно о тебе я слезны токи лью,
А ты смеешься мне, узнав тоску мою[398];

Забыть прелестный взор и истребить мечтанье ―

То средство, чтоб болезнь сердечну исцелить…
Но средства сил мне нет сего употребить![399]

Бунина пользуется испытанными приемами, но заостряет и усиливает метафоры. Именно в «Майской прогулке» болезнь впервые в русской литературе становится фактом поэтической биографии. Известно, что заболевание у Буниной[400] дало о себе знать между 1810 и 1815 годами. В 1815 году она отправилась для лечения в Англию, первая половина года была потрачена на подготовку к долгому путешествию. Это дает биографам основания для отсчета болезни с 1815 года, однако логично предположить, что, прежде чем решиться на дорогостоящую и длительную поездку, для которой необходимо было найти финансовую поддержку, Бунина обращалась к российским врачам, см. об этом:

Все средства были употребляемы к исцелению бедной страдалицы: для нее нанимались дачи, и отличнейшие медики Двора, особ Высочайшего Дома навещали ее; из главной аптеки безденежно отпускались лекарства, но все было тщетно. Наконец решились испытать последнее средство — путешествие в Англию[401].

Из этого описания можно предположить, что ко времени поездки история болезни Буниной была уже достаточно длительной, что подкрепляет биографическую трактовку стихотворения, но не исключает литературных источников его топики. В соответствии с поэтическими конвенциями времени болезнь героини в «Майской прогулке болящей» не называется, но описание физических страданий в общем позволяет истолковать ее как чахотку:

Ад в душе моей гнездится,
Этна ссохшу грудь палит;
Жадный змий, виясь вкруг сердца,
Кровь кипучую сосет.
Тщетно слабыми перстами
Рву чудовище… нет сил.
<…>
В огнь дыханье претворилось;
В остру стрелу каждый вздох[402]

.

Признаки болезни: затрудненное дыхание, жар и лихорадка («ссохша грудь», «огнь дыханье», «кровь кипучая») — характерны для тогдашних представлений о чахотке, то есть туберкулезе легких, который часто описывался в подобных метафорах. В любом случае, именно чахотка была романтизирована в первой трети XIX века:

Загадочное происхождение чахотки, скрытые поначалу симптомы способствовали эстетизации болезни и представлению о ней как о недуге натур возвышенных, художественных, тонких и чувствительных. <…> Романтизм эстетизировал болезнь и смерть, придал им философскую ценность[403].

Можно предположить, что Бунина, тематизируя свое загадочное заболевание в стихах, «переводя» его на поэтический язык, использовала набор метафор, связанный с уже «олитературенной» чахоткой. Биографический подтекст придавал литературным приемам силу и убедительность, героиня «Майской прогулки» вставала в один ряд с другими жертвами смертельной болезни, известными по литературным произведениям и не только, то есть фиктивными и историческими. Самым известным пострадавшим от чахотки в то время был, пожалуй, Новалис, который много размышлял о своем недуге.

Для Буниной ее болезнь также стала важной частью личного образа, которой в поэзии она коснулась лишь раз, но в письмах эта тема фигурировала довольно часто, что, как видно из приводимой цитаты, примешивало к дружескому сочувствию оттенок раздражения: