Розы на асфальте

Вот он идет, почти самый последний. Лицом вылитый я… ну то есть я – вылитый он. Ма говорит, я его копия, вспоминает об этом к месту и не к месту. Иногда сижу над уроками, сдвинув брови, а она выдает: «Совсем как отец».

По ее словам, походка у нас тоже одинаковая. Не знаю, папец вышагивает так, будто весь мир принадлежит ему. Теперь он лысый, а раньше носил длинные кудри, как у Изи-И. Еще он был худым, но в тюрьме особо нет развлечений, кроме как железо тягать. Так что он заметно подкачался.

Увидев нас, он расплывается в улыбке. Ма спешит его обнять – это единственный раз, когда им при встрече разрешают прикоснуться друг к другу. Таковы тюремные правила. Они целуются, и я смущенно отворачиваюсь, как маленький.

Папец переводит взгляд на меня. Мы уже одного роста, но я по-прежнему чувствую себя рядом с ним козявкой перед горой. Он всегда казался мне огромным. Может, потому, что весь Садовый Перевал на него прям-таки молился, а может, со всеми отцами так, не знаю.

Ма забирает Сэвена, и мы с папцом тоже здороваемся. В его крепких объятиях я словно исчезаю.

– Я так скучал по тебе, малыш, – хрипловато произносит он, – так скучал.

– Я тоже, папа.

Он отстраняется, разглядывает меня.

– Черт побери, да ты… – Он откашливается. – Все растешь, а? Что ты такое ешь?

– Все подряд, – усмехается Ма.

– Вижу, вижу. – Он берет меня за затылок и притягивает к себе. – Мэв, родной ты мой!

Поворачивается к Ма, но видит одного только Сэвена. Глаза его загораются.

– Так вот он какой! – Тянется к младенцу, тот пищит и цепляется за бабушку.

– Тихо, тихо, Боец, – воркует она. – Все окей, это твой дедушка.

Я глажу его по головке и тоже уговариваю успокоиться. Сэвен решает, что раз мы не переживаем, то и ему незачем, и соглашается перейти с рук на руки. Хоть и пухлый, на фоне дедушки он кажется совсем кро- хой.

– Сэвен Мэверик Картер! – произносит папец, будто пробуя имя на вкус. – Скажи «деда», умеешь?

– Ему еще рано, Адонис, – смеется Ма.

– Правда? Ну ладно, все равно скоро заговорит, раз смышленый. Буду ждать. – Он целует младенца в щечку.

Сидим за столом: мы с Ма по одну сторону, папец с внуком на коленях – напротив. Ребенка он может держать сколько угодно, а вот нас трогать больше нельзя до самого конца свидания. Таковы тюремные правила, и охранники строго за всеми следят.

Сэвен что-то лопочет, а дед поддакивает, как будто они беседуют.

– Как доехали? – спрашивает он.

– Нормально, – отвечает Ма. – Только из-за выходных в пробках пришлось постоять. Ты-то сам как?

Папец делает вид, что хочет укусить Сэвена за палец, тот визжит и хохочет.

– Да, ничего, держусь, – улыбается он. – Наконец удалось перевестись на кухню. Перед вами новоиспеченный ученик повара в тюрьме «Эвергрин».

– Да ну, серьезно? – удивляюсь я.

– Адонис, это просто чудесно! – радуется Ма.

– А то! Теперь я уже не простой негр на плантации, масса хозяин взял меня к себе в большой дом. – Родители прыскают со смеху. Понимаю юмор, но мне такой не нравится. – Может, разрешат готовить по своим рецептам, а не ту бурду, к которой тут привыкли. Я попросил шеф-повара заказать кое-какие специи, помимо соли и перца.

– Надеюсь, он согласится, – кивает Ма. – Завтра приготовлю жареный ямс… Хотя как у тебя вряд ли получится.

– Слыхал, сынок? – подмигивает папец. – Научись вкусно готовить, и женщина никогда тебя не бросит.

Я улыбаюсь. Да, было бы здорово, живи он с нами.

Он опускает взгляд на Сэвена, который громко требует внимания.

– Да-да, приятель, я слушаю… – Снова смотрит на нас. – Как дела дома, все нормально?

Ма демонстративно поворачивается ко мне, и настроение за столом разом меняется. Ох уж эти мамы, одним взглядом прикончить могут.

– Твой сынок должен тебе кое-что рассказать, Адонис, – объявляет она.

Когда я попадаю в неприятности, Ма словно забывает, что мы с ней тоже родственники.

Папец поднимает взгляд от Сэвена и хмурится.

– Что именно?

Ноги ходят ходуном от страха. Чего это я, отец меня всегда поддержит.

И все же я смотрю на стол, когда начинаю говорить:

– Ну… в общем…

– Я не на столе перед тобой и не «в общем»! – перебивает меня папец. – Выпрямись, я не вижу твоих глаз.

В детстве он учил меня всегда смотреть собеседнику в глаза и терпеть не мог, когда я запинался. Если хочешь сказать, говори прямо и не мычи.

Я разворачиваю плечи, выпячиваю грудь и смотрю на отца.

– Лиза беременна.

– Что за дьявольщина! – Он изумленно оборачивается к Ма. – Ты что, не рассказывала ему о презервативах?

– Что? – прищуривается она. – Даже не думай обвинять меня, Адонис!

– Я только хочу понять, почему этот парень делает детей направо и налево.

– Живи его отец с нами, все было бы иначе!

– Ну вот, начинается, – стонет папец. – Давай хоть сегодня про это не будем, Фэй.

– Тогда не впутывай меня! Я стараюсь как могу, из сил выбиваюсь.

– Ой ли? Может, если бы ты поменьше времени проводила со своей подружкой…

– Что? Только Мо в это не впутывай!

– Это не я ее впутываю. Звоню, понимаешь, в выходные домой, хочу с женой поболтать, а она умотала куда-то… Неудивительно, что наш сын тоже болтается где-то и строгает ребятишек!