Руанда: принять примирение. Жить в мире и умереть счастливым

Что касается четвертого куплета, то все обвинили меня в том, что я посягнул на государственную программу «Ndi umumyarwanda», запущенную Президентом республики. Говоря «Ndi umunyarwanda», я действительно подразумевал эту дьявольскую программу, смысл которой заставить юных хуту, тех, кто родился после геноцида, просить прощения за то, что сделали их отцы и деды. Это государственная программа, которую я ненавижу больше всего на свете. Когда я пел, что «Ndi umunyarwanda» (Я руандиец) должна предваряться «Ndi umuntu» (Я человек), я хотел призвать к уважению прав человека и к тому, чтобы остановили убийства и похищения людей единственно из-за того, что их мнение отличается от мнения РПФ.

В марте для меня это превратилось в кошмар. Целыми днями мне звонили по телефону различные политические персоны, обвиняя меня в том, что я начал говорить на языке отрицания геноцида и ревизионизма. Министр культуры Протас Митали (один из немногих, кто сбежал из правительства) намеренно звонил мне весь день, чтобы оказать на меня давление. Я объяснил ему, что как христианский певец, я пытался научить прощению и истинному примирению. Но он настаивал на своем и говорил мне: «Да, но, пожалуйста, Кизито, сделай что-нибудь, потому что именно я рискую поплатиться из-за твоих проблем».

– Как же Вы рискуете поплатиться из-за моих проблем, господин Министр?

– Но они и на меня нападают, как на Министра культуры.

– Скажите им, что не Вы пишете мои песни… Всё-таки что же я могу сделать, чтоб помочь Вам, месье?

– Я не знаю, но я полагаю, что нужно попросить прощения.

– Попросить прощения? За что?

– Я не знаю… в СМИ…

В течение нескольких дней в середине марта я был предупрежден несколькими сообщениями, пришедшими от людей очень близких к режиму, что меня могли убить. Некоторые советовали мне покинуть страну, но, откровенно говоря, у меня не было желания. Хотя было опасно оставаться, я чувствовал, что моя страна – это мое место.

Глава Национальной комиссии по борьбе с геноцидом господин Жан де Дье Мукьо часто звонил мне и говорил, что я совершил большую ошибку. Заместитель по культуре Министра обороны майор Ньириманзи также звонил мне и говорил, что я преуменьшил значимость геноцида. Во время телефонного разговора я рассердился и сказал ему: «Месье, когда Вы обвиняете выжившего в геноциде в преуменьшении геноцида, Вы и есть тот, кто преуменьшает значение геноцида, поскольку геноцид не может быть важнее тех, кто выжил». Почему некоторые люди считают, что имеют монополию на патриотизм?

…

Для меня «патриотизм», если он, конечно, существует, это не власть и не сила, которая есть у страны, но это выбор посвятить свою жизнь службе своему Отечеству. Тот, кто думает, что военные любят свою страну больше, чем певец, который посвящает свои произведения делу примирения, смешит меня. Это так же, как считать, что священники и монахини служат Богу больше, чем женатые мужчины и женщины.

Можно служить стране различными способами, точно так же, как можно служить Богу различными способами.

Звонок, который меня более всего потревожил, был от главы CID (Департамента криминальных расследований), розыскной службы руандийской полиции. Теос Бадеге звонил мне много раз, спрашивая, что я хотел сказать теми или иными словами песни, и я ему ответил, что песня, между прочим, на киньяруанда, и что он понимает свой родной язык. Теос был давнишним семинаристом и верным католиком.

Когда мы говорили о смысле моей песни, мне казалось, что я его убеждаю. Но это не мешало ему перезванивать мне на следующий день, чтобы попросить снова объяснить. Эти звонки меня очень беспокоили, поскольку я чувствовал себя преследуемым полицией, я думал, что меня могут арестовать. В глубине души я не боялся, наоборот. Я был готов принять то, что последует, поскольку в моей песне я уже затронул суть того, что я носил в своем сердце много лет. Они могли делать то, что они хотели. Но я был в стрессе от того, что не знал, когда и как это произойдёт.

В интервью, которое я согласился дать 13 марта 2014 года проправительственному журналу Igihe.com, я объяснил свое понимание страдания. Я сказал, что страдание – это что-то объединяющее не только жизнь творения, но также и Творца. Бог страдает от греховной сущности мира, и Иисус страдал, он много плакал перед своей смертью на кресте. Но страдание – это чувство, и мы должны его искать, находить и понимать. Для меня страдание – это нечто значимое в жизни каждого человека. Оно сопровождает жизнь человека для того, чтобы человек мог превзойти себя и подчинить свою природу. Если бы мы не знали страдания, то мы бы никогда не узнали счастье прощения.