Руанда: принять примирение. Жить в мире и умереть счастливым

– С кем ты точно говорил? – спросил он меня.

– Я говорил с Директором Администрации Президента мадам Инесс Мпамбара и Вице-президентом Сената Бернаром Макуза.

Он набрал номер телефона и долго говорил со многими людьми. Несколько минут спустя он вернулся и сел в машину. Несколько мгновений спустя он снова вышел поговорить по телефону. Когда он вернулся, он быстро скомандовал: «Давай! Заводи машину. Поехали!»

Машина завелась и выехала из леса. Было почти восемь часов вечера, когда мы приехали в офис моего фонда. Они хотели забрать компьютер, который я использовал. Я указал на него, и они его забрали. Мы поехали ко мне, они попросили открыть мой дом, что я и сделал. Они ничего не взяли.

С тех пор, как меня схватили утром, никто мне не показал никакого ордера ни на арест, ни на обыск. Я понимал, что это незаконно, но я делал то, что они хотели. Я содействовал им в их беззаконии, я не собирался усложнять то, что уже было очевидно сложным.

Мы покинули мой дом около девяти часов вечера и направились в участок Полиции в Качьиру, где на меня надели наручники, а после сопроводили к зданию Парламента. Впервые в своей жизни я был в наручниках. Физически это нормально, можно вынести. Но психологически это было очень тяжело. Направляясь в Парламент, я чувствовал себя растерянным: «Что же я могу объяснить депутатам? Неужели они собрались в это время, чтобы…»

Но нет… на самом деле этого не случилось. Я повернул в офис Вице-президента Сената, туда, где я уже был на той неделе. Это было как дежавю.

Перед тем, как войти в офис, снимая с меня наручники, шеф-инспектор Атанас шепнул мне на ухо: «Мы нашли разговор в твоем телефоне, нужно будет попросить прощения». Я поблагодарил его. Я сразу же подумал о тех критических разговорах, которые у меня были с Санкарой, и понял, что мне конец…

В этой переписке по Ватсапу, которая длилась восемь дней (вернее, восемь вечеров, потому что я писал вечерами, когда возвращался с работы), были очень жесткие высказывания, например:

Санкара: «Кагаме не любит переговоры, мы (РНК[4]) устроим ему войну».

Я: «Брат мой! Война – это всегда плохо. Нам достаточно смертей 1994 года. Не лучше ли сказать тем странам, которые вас поддерживают, чтобы они оказали давление на него, чтобы он начал переговоры с оппозицией?»

Санкара: Страны не перестают его просить, но он никогда не слушает. Он хочет войны, ну что ж, мы дадим ему то, что он любит».

Я: «Если это его проблема, то не лучше ли будет заняться им одним, и оставить в покое народ?»

Санкара: «Нет, это трудно, и к тому же, если убить его одного, это расколет армию и, в любом случае, народ погибнет. Война неизбежна».

Я: «Друг мой, я буду поддерживать все инициативы перемен, кроме войны».

Я понимал, что Санкара ничего не решает в РНК, но этот молодой парень, выживший при геноциде, был обманут, стал фанатиком оппозиции, и в том, что он говорил, было много преувеличения.

Когда я вошел в кабинет Сенатора Макуза около половины десятого, там снова были Инесс Мпамбара, Глава Президентской администрации, но на этот раз с ними был Дэн Муньюза, Верховный комиссар Национальной полиции, ответственный за оперативную работу. Муньюза был генералом руандийской армии, который долго был главой военной разведки, прежде чем был поставлен управлять полицией. Его часто обвиняли, в частности, журнал «Globe and Mail», что он вместе с генералом Жаком Нзизой занимался убийствами оппозиционеров за рубежом.

Перед лицом этих трех высокопоставленных руандийцев я признал, что разговор этот точно был получен с моего телефона, и что это я разговариваю с Санкарой. Я извинился перед ними за плохие слова, которые в нем были, но уточнил, что инициатива исходила не с моей стороны, но мне было лишь любопытно узнать, что происходит на другой стороне».

– Но это сатанинские духи, которые тобой овладели, Кизито! – сказала Инесс, сильно разочарованная.

– Но почему ты не сказал мне об этом? – продолжала она.

– Я не знаю, мадам. Возможно, потому что я не воспринимал это серьезно… Простите за это!

– А говорил ли ты с Каюмбой?

– Нет.

– А с Карегейей?

– Тоже нет.

Когда она говорила со мной, она переписывалась с кем-то по телефону, ожидая ответа перед тем, как задать мне следующий вопрос.