Рубен – Ольга – Анна – Русудана

– Вы знаете… Я ведь тайный старообрядец…

Это прозвучало у него так, точно он сообщил мне – «я тайный белогвардеец» или «член монархической организации».

– И «аллилуйю» пою, и «двуперстием» себя осеняю… Но… есть вещи… особенно в наше трудное, сложное время, когда наше «я» подвергается большим испытаниям… виновны… те, кто мог бы отвести незаслуженную кару но… не отвел: кто мог бы не содействовать злодеянию, но содействовал… Вот кому следовало бы бить челом о каменные плиты!..Иннокентий Васильевич тогда последовательно возглавлял два крупных учреждения гуманитарного направления. И в этих учреждениях стали исчезать люди – опытные старые работники, стоявшие как будто вне подозрений. В дальнейшем эти люди отправлялись в продолжительные путешествия, или просто их следы терялись. Иннокентий Васильевич ахал, мрачнел, ходил куда-то «хлопотать», возвращался и, бессильно опускаясь в кресло, упавшим голосом говорил:

– Бесполезно. Ничего не понимаю…

Самым замечательным было то, что когда он перешел во второе учреждение, в первом исчезновения прекратились, а во втором начались…

…Как только он получал назначение в новом учреждении, там или одновременно с ним, или вскоре после его назначения получали места никому не известные лица, не специалисты, получавшие административные должности…

…Исчезали работники. Пропал старик, служивший там около пятидесяти лет, большой специалист и знаток дела, занимавший очень скромную должность… Пропала какая-то незначительная на должности женщина – вдова, жившая с двумя детьми…

На второй год после своего директорства Иннокентий Васильевич принял на работу… молодую женщину…

…Ей были доверены особо ценные книжные фонды учреждения… Жила она одна с больной матерью…

Однажды, придя утром на разборку фонда, она увидела, что с двух шкафов сорваны печати и целого ряда книг в них не хватает. Она бросилась к коменданту, к дежурным, остававшимся на ночь, – никто ничего не знал. Когда пришел Иннокентий Васильевич, она ринулась к нему. Он даже не дослушал ее до конца:

– А что вы так волнуетесь? – поморщился он. – Книги не пропали… В этом ничего страшного нет…

– То есть как это «ничего страшного нет»? Подтвердите письменно, что это сделано с вашего ведома.

– На этом настаивать не надо, Елена Владимировна…

Через четыре дня девушка не пришла на работу… Она жила в том же доме, где жил Иннокентий Васильевич…

Почти через год исчезнувшая девушка появилась на несколько дней, чтобы собрать вещи и двинуться в далекий путь. На работе она, конечно, и не появилась. А дома… они столкнулись в воротах, лицом к лицу…

– …Вы, слава богу, совсем… домой?

– …нет, я уезжаю.

– Куда?

Она назвала место своего назначения. Иннокентий Васильевич оживился.

– У меня там есть знакомства, они могут вам пригодиться…

– Благодарю вас, как-нибудь устроюсь…

За короткий путь сборов в путь девушка узнала от матери, что во время её отсутствия Иннокентий Васильевич несколько раз заходил к ним на квартиру, расспрашивал, разводил руками и неизменно повторял одну и ту же фразу:

– Я не могу понять… За что такая строгая изоляция? Это при ее-то слабом здоровье! Одиночка… Без передач… В чем же дело?..

Дочь уехала, а мать, побывав в психиатрической больнице и возвратившись из нее, покончила с собой…

Хлопоты взяли на себя племянница покойной по мужу и друг родителей девушки…

…в 1946 г. я окончательно вернулся к себе домой, узнал, что Иннокентий Васильевич скончался…

– Он умер от рака языка…

Его постоянно двоившийся образ и в моей душе рождает двойственное чувство: мне омерзительны его преступления и страшен его приниженный, вороватый вид с букетом цветов у гроба погубленной им жертвы; в то же время он жалок мне, как жертва своего страха и бредовых видений, мучивших его. Пилат, умывающий руки, которых отмыть не может…