Рубикон Теодора Рузвельта

С. Ю. Витте по окончании трудных переговоров в Портсмуте назвал заключенный мир «благопристойным». По возвращению в Санкт-Петербург Витте был возведен императором Николаем II в графское достоинство, но уже через несколько дней главу кабинета министров в аристократических салонах стали за глаза называть «графом Полусахалинским». Никакие «приличные» условия мира не смогли скрыть тяжесть военного унижения империи Романовых. «И не Россию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки, или правильнее, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением в последние годы», — открыто писал Витте.

В японских милитаристских кругах имя полковника Рузвельта стало едва ли не символом национального унижения. Известие о подписании договора вызвало в Токио массовые беспорядки. Разъяренная толпа разгромила большинство полицейских участков в столице, было множество убитых и раненых. Чтобы защитить американское посольство, потребовалось четыреста полицейских. Волнения в Токио и провинциях продолжались несколько месяцев, вызвав в конечном итоге отставку кабинета министров.

Несмотря на выраженное неприятие, с которым общественность обеих стран приняла подписание Портсмутского договора, он был подтвержден русско-японским соглашением в июле 1907 года. В годы Первой мировой войны Россия и Япония были союзницами. При установлении в 1925 году советско-японских дипломатических отношений Кремль признал Портсмутский мирный договор с оговоркой, что «СССР не несет за него политической ответственности».

Подписанный в Нью-Хэмпшире договор просуществовал де юре до капитуляции Японии во Второй мировой войне 2 сентября 1945 года. История и на это раз не обошлась без коннотаций: премьер-министром правительства капитулировавшей Японии был адмирал Судзуки, в день Цусимы командовавший дивизионом эскадренных миноносцев.

Теодор Рузвельт всегда оставался реалистом в прогнозах долгосрочного мира на Тихом океане: «Рано или поздно японцы снова захотят войны. Им понадобятся Филиппины, которые мы контролируем. Мы одержим победу в новом конфликте, хотя это будет самое ужасное военное столкновение в нашей истории».

Последнее событие русско-японской войны, повлекшее боевые потери, произошло уже после подписания Портсмутского мирного договора. 11 сентября 1905 года на рейде военно-морской базы Сасэбо взорвался флагманский броненосец адмирала Того «Микаса». Весь мир задавался вопросом: не совершили ли офицеры и матросы легендарного корабля ритуальное групповое самоубийство, чтобы смыть позор Портсмута?

На аудиенции у японского императора герой Порт-Артура генерал Ноги со слезами говорил о тысячах своих павших солдат и попросил у микадо разрешения совершить харакири. Закончив речь, он расплакался и сел на пол перед троном. Растроганный император запретил ему самоубийство «пока я жив». Когда император в 1912 году скончался, генерал Ноги накануне похорон микадо покормил своих лошадей и написал десять писем, прося прощения «за прежние промахи». Его жена, сидя пред мужем, коротким мечом перерезала себе горло. Спустя несколько мгновений генерал тоже поступил в соответствии с древним кодексом чести.

Российская империя в ходе войны лишилась практически всего военно-морского флота, а на флагманском броненосце «Петропавловск» близ Порт-Артура погибли легендарный флотоводец адмирал С. Макаров со всем штабом и художник-баталист В. Верещагин. Японское командование воздало траурные почести русским офицерам как погибшим воинам-самураям.

Письмо без ответа

Рузвельта многократно изображали империалистом, глашатаем американской экспансии, сторонником доминирования англо-саксонской цивилизации. Сам президент нередко давал к этому повод. Чего стоит одно его выступление 2 апреля 1903 года на митинге в Чикаго, когда Рузвельт озвучил свою «любимую западноафриканскую пословицу»: «Не говори громко, но держи большую дубинку, и ты далеко пойдешь». С той поры любую внешнеполитическую акцию США недоброжелатели объявляли «политикой большой дубинки», а карикатуры на зубастого полковника в ковбойской шляпе не сходили со страниц оппозиционных газет.

Гораздо интереснее поведение Теодора Рузвельта на личном уровне. Во времена расовой сегрегации и строгой кастовости американского общества президент с исключительным уважением и дружеским расположением относился к бразильцу-метису Кандидо Рондону. В Белом доме с одинаковым радушием принимали и рафинированных европейских послов с аристократическими титулами, и грубоватых рейнджеров с Дикого Запада. Рузвельт первым из американских президентов пригласил к себе на обед афроамериканца, публициста и просветителя Букера Т. Вашингтона, чем вызвал ярость в консервативных кругах. На обеде также присутствовали жена президента и его шестнадцатилетняя дочь Элис. Даже искушенный в этикете чернокожий дворецкий Белого дома состроил неодобрительную гримасу в связи с намечавшимся приемом. Впоследствии президент поддерживал дружеские отношения со своим гостем и неоднократно советовался с ним по различным вопросам.