Рубиновый лес. Дилогия

Даже когда домики из драгоценных металлов и камней вдруг сменили круглые избы белого кирпича, похожего на отложения морской соли, а вместо торговых прилавков стало появляться всё больше таинственных механизмов и крутящихся колёс, я продолжала идти. Не остановилась я и тогда, когда спустя несколько часов солнечные лучи, льющиеся из прорезей в вершине горы, померкли, а на потемневшем небе показалась надкушенная луна. К тому времени толпы горожан заметно поредели – большинство драконов ложились спать даже раньше, чем полностью смыкались сумерки, но зато и пробуждались ещё до рассвета. Я же всё шла и шла. Сначала по одной улочке, где нас с Солом преследовали детёныши; затем по другой, где несколько драконов похрапывали прямо на земле, свернувшись калачиками в своём родном обличье. От них пахло кориандром и хмелем, как от Сола на свадьбе, и я аккуратно обошла их по дуге, боясь разбудить.

Город был не только огромным, но и многоликим. Даже не следуя указателям, заблудиться в нём было непосильной задачей, настолько один район отличался от другого. Оказавшись в Травяном – здания здесь были вырезаны из нефрита, а плюмерия цвела прямо на крышах, покрывая их пышным слоем, – я случайно забрела к чужим гнёздам. Это едва не стоило мне второй руки: я проходила мимо чьей-то шторы, когда из-под неё вдруг высунулась когтистая лапа и попыталась сцапать меня. Благо, что проходящая мимо женщина с корзинкой, ломящейся от жареных орехов, вовремя бросилась на мою защиту и, оттащив в сторону, объяснила на ломаном общем языке, что подходить к гнёздам в период кладки яиц равносильно самоубийству. Дракон, повинующийся инстинкту защищать и сторожить, пока уязвимая супруга являет на свет его детёнышей, может случайно наброситься даже на друзей, не то что на незнакомцев.

После этого я предпочла держаться от гнёзд подальше и забрела туда, где даже после полуночи, когда большинство стеклянных фонарей погасло, светилась по меньшей мере сотня зелёных огней. Бледные, будто бы умирающие, они свисали с низкого потолка пещеры, вход в которую было легко не заметить днём из-за груды камней по соседству. То был даже не район и не полноценная улица, а закоулок, где по-прежнему уныло и тягуче завывала тальхарпа. Домики с резными крышами-ладьями, точь-в-точь как в Столице, стояли полукругом, обступая маленький островок леса из фиолетовых вистерий с тонкими извивающимися стволами и длинными ниспадающими ветвями, похожими на платья из шёлка.

Цветы, проросшие внутри древних существ средь окаменевших костей. Жизнь, взявшая своё начало в смерти. Не так ли рождается всё прекрасное?

Несомненно, это был переулок таверн, о котором мимоходом упоминала во время экскурсии Мелихор и который она охарактеризовала как район, который «посещают только пьянчужки и бездельники». В Столице на столь укромное и богатое заведениями место быстро нашлась бы минимум сотня желающих, однако вокруг не было ни души – драконы предпочитали проводить ночи в кругу семьи, а не где попало.

Я бывала в тавернах всего дважды – и дважды это заканчивалось встречей с врагами, от которых приходилось бежать. Вряд ли с подобным везением стоило посещать таверну в третий раз, поэтому я просто села на крыльцо одной из самых шумных хижин. Грохот и песнопения пьяного барда за её дверью успокаивали, напоминая мне о доме. Ноги ныли, стоптанные за целый день бесцельных гуляний, и к чувству потерянности, засевшему в груди после слов Борея, прибавилось чувство разочарования от своей бесполезности. Сколько мест в Сердце обошла, со сколькими прохожими заговорила, а никаких новых знаний о Молочном Море так и не получила! Все, с кем я пыталась завести разговор о том дне, скитаясь от улицы к улице, шарахались от меня и убегали, будто я сама несла болезнь. Пусть у драконов в распоряжении и было всё время мира, но оно не могло вылечить их сердца, как лечило человеческие.

«Искусство лгать – искусство королей. Солярис тоже освоил его в полной мере».

«Давай я расскажу тебе, дочь моя, почему именно Солярис был избран Виландой для ритуала…»

«Они оба до сих пор считают, что Сол струсил и отвернулся от своего народа».

«Есть одна вещь, о которой ты не знаешь. Кое-что важное, о чём я должен был поведать ещё давно».