Рубиновый лес. Дилогия

– Коль тебя осквернил сейд и ты лишился того, что делает драконов драконами, так не жил бы вовсе! Сбросился бы с башни на острые копья или сам вспорол себе брюхо. Вот как должен был поступить истинный сородич. Не сдаваться людям. Не становиться одним из них! А ты… – Борей издал рык – полная противоположность тому урчанию, которым убаюкивал меня Сол или выражала свою радость Мелихор. Свирепый, грозный и пугающий до мурашек звук. – Гнилое семя!

Несмотря на инстинктивный страх, в груди у меня поднялась ярость. Никто не смел разговаривать с Солярисом так, тем более в моём присутствии, пусть и незримом. Тот, кто не единожды спасал мою жизнь; тот, кто наполнил её яркими красками, черникой, жемчугом и смехом; тот, кого я любила всем своим существом, не заслуживал таких ужасных слов.

Я схватилась за край шторы, готовая отодвинуть её и оказаться с надменным главой семейства лицом к лицу.

– Ты дал обет перед Старшими и самим Солнцем, – снова прорычал Борей, пока Солярис хранил смиренное молчание. – Ты клялся, что убьёшь принцессу людей в колыбели, но вместо этого привязался к ней. Что это, если не предательство?

Мои пальцы разжались, рука опустилась, оставив штору. Я так её и не открыла.

Надо же… Вот оно, оказывается, какое – предательство.

11 Королева Бродяжка

Некоторые дети помнят себя с тех пор, как научились ходить или сказали первое слово. Мои же воспоминания начинались с Соляриса, и в самом раннем из них он сидел на стоге сена, истекая кровью, а я протягивала ему тарталетку со спелой черникой.

Лицо бледное, словно покрытое слоем мела, а глаза тусклые-тусклые – совсем не то золото, что сейчас. В уголках рта – запёкшаяся кровь, на губах – сухие трещины, а на щеке – гематома, расплывшаяся багрово-лиловыми кольцами до самого виска. Грязь на оборванной одежде и такая же грязь в волосах, осквернившая безупречный жемчуг. Там же в прядях застряла солома, застряли пыль и сажа, застряли сгустки его собственной крови. Но Солярис продолжает сидеть, привалившись спиной к стене стойла, и даже не пытается вытереться. Зачем приводить себя в порядок, когда уже завтра это повторится вновь? Оникс не просто избивает пленника – он затравливает дикого зверя потехи ради. Ломает его, бросает об пол, как игрушку. Как свою собственность.

Но Солярис ведь принадлежит совсем не ему.

– Чего тебе, рыбья кость?

С улицы дует северный ветер, и даже лошади в соседних стойлах цокают копытами и разражаются возмущённым ржанием, прося тепла. Мне же холодно и подавно – колючие лапы мороза забираются под ночную рубаху, превращая нежную детскую кожу в гусиную. Жаль, я не помню, кто именно помог мне пробраться туда, – вряд ли трёхлетнему ребёнку, каким бы юрким он ни был, под силу так просто сбежать из замка, – но зато я помню запах железа и огня, которым в конюшне было не место, как и дракону.

Самое тесное стойло вдали от источников света, неприбранное, зато с животной поилкой, наполненной застоявшейся и зацветшей водой, – вот такой была спальня Сола. И таким был он – озлобленным, напуганным, одиноким, действительно как дикий зверь, чьё тело покрывали синяки и мокнущие раны под ошейником из чёрного серебра.

Тем не менее моё следующее воспоминание не было отравлено его злостью – оно было светлым, как весеннее солнце, и согревающим, как кроличья шубка. В нём я уже сидела у Соляриса на коленях, а он жадно вгрызался в черничную тарталетку, соскучившись по сладкому за те несколько лет, что провёл на воде и хлебе. Его волосы, пусть и сальные, были такими мягкими на ощупь, что меня начало клонить в сон, пока я играла с ними короткими толстыми пальчиками, перемазанными в черничном варенье. В тот момент Солярису было достаточно взмахнуть рукой – той самой, в которой он держал крошащуюся тарталетку, – чтобы агатовые когти оставили меня без лица или шеи. Но он этого не сделал – ни тогда, ни после.

Почему? Разве он не ненавидел меня – дочь человека, заковавшего его в цепи? Разве не хотел исполнить клятву, принесённую своему отцу и Старшим?

Я думала об этом всё время, что бродила по Сердцу, смешавшись с толпой и позволив ей нести меня туда, куда она пожелает. Нужно было улизнуть из гнезда Соляриса и Борея до того, как мой запах просочится сквозь голубую штору и они поймут, что я была там и всё слышала. Нужно было продолжить поиски зацепок и разгадки Красного тумана, не отвлекаясь по мелочам. Нужно было уйти, чтобы прийти в себя.

И я ушла.