– Не в честолюбии дело. Я хочу, чтобы меня помнили. Хочу быть достойной своих предков, но вряд ли смогу считаться таковой, если пожертвую ради себя всем остальным миром.
Сенджу сощурился и замолчал. Та минута, на протяжении которой он оценивающе смотрел на меня, показалась вечностью, пока я не услышала:
– Если спасение жителей Столицы – единственное твоё требование, то, конечно, я клянусь выполнить его.
– Не единственное, – разочаровала Сенджу я и тут же выпалила, боясь передумать: – Чтобы завершить ритуал, меня нужно убить, так? Имеет значение, кто и как это сделает?
– Нет. – Сенджу слегка наклонился вниз, изображая уважительный поклон, но даже в этом его жесте прослеживалась издёвка. – Я понял, на что ты намекаешь.
– И что ты думаешь об этом?
– Хм, – Сенджу поднял голову к наливающемуся синевой небу. Серебряные колечки на его рогах, закручивающихся к затылку, звякнули. Он молчал так долго, что я начала нервничать. Неужели раскусил мой план? – Да будет так. Хочешь – сбросься с башни или вели одному из хускарлов всадить в тебя клинок. Как потомок Великой Королевы, ты заслуживаешь соответствующего обращения, поэтому из уважения к тебе и твоим предкам я даю тебе право самой выбрать свою смерть.
– Замечательно, потому что я никогда бы не согласилась умереть от руки труса, изменника и детоубийцы. Если уж кто-то меня и убьет, то только тот, кто этого достоин.
Я обернулась и решительно посмотрела на Соляриса.
С самого детства он всегда заставлял меня гнаться за ним и отставать. Его было не провести, не обмануть, не обхитрить. Сол предвосхищал любую мою уловку и, нарочито громко цокая языком, заставлял меня чувствовать себя ничтожной. Однако вместе с тем он заставлял меня стараться лучше. И вот настал тот миг, когда я сумела обвести вокруг пальца даже его. Тот миг, когда смотреть на него мне стало больнее, чем умирать от яда, растекающегося по венам.
Я сделала шаг вперёд. Сол сделал шаг назад.
– Нет!
Он увернулся от моей протянутой руки и, запнувшись о зубцы мерлона, едва не свалился с башни. Его когти, уцепившиеся за одну из каменных плит, оставили на той длинные глубокие борозды. Я попыталась приблизиться ещё раз, и снова меня постигла неудача – Солярис отшатнулся и оскалил зубы.
– Ты что, обезумела?! Я не стану этого делать!
Я стиснула челюсти, проглатывая правду, подкатывающую к горлу тошнотворным комом. Если бы Сенджу не стоял рядом и не смотрел… Если бы я рассказала Солу то, что рассказала мне Хагалаз… Но Сол должен верить в то, что убивает по-настоящему. И хотя страх в золотых глазах затушил их красоту, как ночь тушит день, всё было правильно. Ноша, которую я собиралась взвалить на Сола, была непомерно тяжёлой, но я знала, что он единственный, кто способен вынести её.
Сам Солярис, конечно же, считал иначе.
Перестав отступать, он резко подался мне навстречу. Руки, покрытые чешуёй, сжали так крепко, что я всхлипнула, привстав на носочки в инстинктивной попытке вырваться. Затем Сол напрягся всем телом, вытянулся вверх, и я услышала хлопок, с которым вновь раскрылись его перепончатые крылья.
– Не смей! – выкрикнула я, вцепившись ногтями ему в плечи, когда поняла, что он собирается сделать. – Если ты улетишь, я никогда не прощу тебя, Солярис! Никогда!
Он застыл, готовый унести меня так далеко, как не снилось даже покорителям Диких Земель. Крылья, разведённые, медленно сложились обратно.
– Неужели ты так хочешь умереть? – прошептал Сол исступлённо. Даже гибель всего мира не пугала его так, как моя нелюбовь.
– Никто не хочет умирать, – ответила я. – Однако и жить, чтобы умирали другие, я не хочу. Может, я и не могу спасти всех – и драконов, и людей, – но я по крайней мере могу подарить новую эпоху тем, кто её заслуживает. Если меня убьёшь именно ты, это возвысит тебя в глазах сородичей. Борей разрешит тебе вернуться в семью, и, возможно, однажды ты станешь одним из Старших. Это то, что я хочу подарить тебе напоследок – твоё будущее. Только представь, – я выдавила улыбку, – ты снова сможешь свободно летать!
– К Дикому полёты! К Дикому Борея и Старших, драконов и людей! – прорычал Солярис, и между острых зубов скользнул раздвоившийся язык. Если бы он ещё хоть чуть-чуть усилил хватку на моей талии, которую обвивал руками, то переломал бы мне рёбра. – Пусть весь мир исчезнет! Пусть хоть треснет пополам! Я ненавижу его, коль он снова отбирает самое дорогое, что у меня есть. Лучше кануть в небытие, чем вновь остаться одному. Между всем миром и тобой я всегда выберу тебя, Рубин. Мне он совсем не нужен!
– Это ведь неправда, Солярис.
И я перевела помутневший взгляд на Сильтана, всё ещё неподвижно лежащего у спуска в башню. Лицо Сола, навеки юное, исказилось. Оно было прекрасно и в горе. Мою ладонь, прижавшуюся к его щеке, обожгло – даже слёзы у драконов были горячие, как пламя. Просачиваясь сквозь белоснежные ресницы, они скатывались к его губам, такие же солёные, как у всех людей. Я собрала их во время поцелуя, который запечатлела напоследок, и, взяв руку Соляриса, прижала её к своей груди.
– Ты чувствуешь? Сердце замедляется.
– О чём ты?