Анна отшатнулась. У неё закружилась голова. Луи положил руку на дерево, за ее спиной и наклонился к ее губам.
— Да, я испытывал чувства к королеве… но только потому, что она напоминает мне тебя… в юности. Когда ты меня ещё любила… и делала счастливым.
— Луи, пожалуйста, не надо… — она почувствовала как голос ее дрожит и к глазам подступают слезы.
— Если бы я только был в силах… если бы я мог… — он коснулся губами ее щеки и у Анны подкосились ноги. Небо, лес, деревья, воздух… все перестало существовать. Кажется она сама перестаёт существовать, быть собой.
Их могли увидеть. Герцогиня закрыла глаза, чувствуя как горячие губы касаются ее кожи, а на талию ложатся руки. Она боролась изо всех сил и чувствовала что проигрывает в этой немой, безмолвной борьбе. Ее выдержки хватало только на то, чтобы не позволить себе что-то в ответ.
— Останься… поедем ко мне… раз уж теперь мы два изгнанника…
— Я не могу… — прошептала она.
— Конечно можешь. Хотя бы на одну ночь… — он приподнял ей пальцами подбородок. — Мы ведь так и не провели ее вместе.
Он поцеловал ее в губы и она ответила, и если бы Луи не подхватил ее, прижав к себе, просто бы упала на землю.
Звук рога и крики заставили их остановиться и обернуться.
В их сторону галопом направлялись несколько всадников. Один из них держал в руке королевский флаг.
— Герцог Луи Орлеанский! — громко обратился к Луи один из них. — Вам велено немедленно прибыть в королевский дворец!
Луи побледнел. Анна невольно ухватила его за руку и стиснула ладонь.
— Спокойно, господа! Что случилось? — у него вырвался нервный смешок.- В чем меня обвиняют?
— Вас ни в чем не обвиняют. — Один из всадников снял шляпу и они увидели, что это был молодой Антуан де Амбуаз — камердинер и друг короля. — Кардинал Брикконе велел послать за вами… король при смерти.
У Анны вырвался крик. Луи ошарашенно оглядывался на обступивших его всадников.
— Но как… все так серьезно?
— Вам велено явиться во дворец.
— Да, конечно…
Анна чувствовала, как его ладонь выскальзывает из ее руки, и, оглушённая отчаяньем и страхом, не ведая что делает, вцепилась ему в рукав.
— Я тоже поеду, Луи… я с тобой!
— Твоя карета сломана.
— Я поеду верхом!
— Нет, Анна, езжай в мой замок, я пришлю тебе новости… — он коснулся ее плеча. Потом закрыв на миг глаза, вскочил на лошадь, которую подвёл слуга. Она видела его лицо… его лицо, на котором страх уже сменил проклятый триумф. О, Господи, за что… за что!
— Будем надеяться, что все обойдётся… я уверен, это какая-то ерунда. Наш Шарль всегда заставлял всех понервничать, — он яростно хлестнул лошадь. — Вперёд!
Король пришёл в сознание один раз. Но не успел Чезаре воспрянуть надеждой, как стало понятно: Карл полностью потерял речь. Теперь последние сомнения отпали — состояние короля настолько серьезно, что он может не выжить. Придя в себя на несколько секунд, не в силах произнести ни слова и только шевеля губами, он содрогнулся к короткой конвульсии и вновь лишился чувств, больше уже не приходя в сознание.
Привели Иоланта — тщедушного, почти седого старичка с пронзительными голубыми глазами. Подойдя к кровати, на которой лежал Карл, он кинул на него беглый взгляд после чего повернулся к остальным и гневно произнёс:
— Святой Боже, вы что, его передвигали? Я ведь столько раз говорил: нельзя передвигать!
— Не могли же мы оставить короля лежать там… — воскликнул кто-то. — Врач сказал, что у него солнечный удар и его нужно перенести в прохладное место…
— Врач… — Иолант скривился. — Вы сделали ему хуже!
Он бегло осмотрел больного, и громко объявил меньше чем через минуту:
— Аpoplexia! Ничего нельзя сделать… он умирает…
— Вы уверены? — произнёс побледневший кардинал Брикконе.
— Уверен я? — старичок в негодовании затряс рукой. Он плохо говорил по-французски и с сильным, непонятным акцентом. — Я говорил королю: другой образ жизни! У короля была густая кровь и мало кислорода! Он не слушал! Я говорил ему лежать, а он бежал… я говорил ему не есть мяса, а он ел! Я говорил «воздерживаться», а он не воздерживался! Никогда не воздерживался от излишеств!
— Кто это? — шепотом спросил Чезаре у стоявшего рядом с ним с потерянным видом Ги. — Это лекарь?
— Иолант? Нет, не совсем… — так же шепотом ответил Ги. — Он аптекарь. Лечил королеву Шарлотту, мать короля… она очень ему доверяла. Иолант придерживается… других взглядов в медицине. Представляешь… он говорит, что нельзя пускать кровь, но предлагает разрезать людей, как кроликов. Говорят, его чуть не повесили за то, что он воровал с кладбища трупы и разделывал их…
— Почему его позвали?
— Говорят, он спас короля в детстве от тифа и кори. А ещё вылечил его припадки… — Ги посмотрел на Чезаре. — Если он сказал, что ничего нельзя сделать… значит ничего…
— Откуда он?
— Из Турции.
Приговор, вынесенный стариком, поверг всех собравшихся в комнате в странное оцепенение. Король был ещё жив, но смерть его в мыслях тех, кто стоял возле его постели, словно уже стала совершившимся событием. Ожидание неизбежного конца превращало время в пытку.