Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех

– Гвардия, к бою! – звучным голосом приказал капитан дворцовой стражи, и боевой десяток окружения вслед за командиром потянул из ножен мечи. – Я не смог уберечь Бертрана от гибели, но никто не обвинит Дара Гонта в том, что отдал тело товарища темному магу!

Маг посмотрел на капитана, на гвардейцев, готовых умереть за командира, и вздохнул. Беспомощно оглянулся на Свальда. Звездочет понимающе кивнул и поспешил на выручку:

– Поймите, капитан, дело очень серьезное, не до ребяческих выходок…

– Что? Сударь, немедленно извинитесь, учтите, я даю вам поблажку лишь как отцу госпожи Милины!

– Я не ее отец! – взвился и звездочет. – Отныне у меня одна дочь: Лоренс!

– Тем хуже для вас, господин подлец! Вы отреклись от крови своей, выдали на потеху насмешникам и зубоскалам, и вы ответите за преступление! – тяжелая латная перчатка полетела в лицо звездочету, но Эрей успел, перехватил ее в воздухе: он умел быть быстрым, быстрее людей и даже быстрее магов.

Равнодушно осмотрел кусок мертвой руды, потом уронил в траву, будто дохлую крысу. Разговаривать не хотелось до смерти, но кого интересовали его нежелания?

– На вашего Бертрана напал оборотень, – скупо пояснил Эрей капитану. Дернул плечом, предоставив доходить своим умом до последствий.

Ум Дара Гонта оказался скороходом, не задержался в пути, единым махом доскакав до цели. Не было больше Бертрана, веселого собутыльника и дуэлянта. Не было даже тела Бертрана, но был новый оборотень, кровь звериная, зачумленная, не различающий своих и чужих, только голод и муку адскую, от которой лишь выть в ночное небо и прятаться в тайниках подвалов. Врагу не пожелаешь такой доли, а другу, капитан?

Не пожелал. В темных глазах мелькнул огонек сомнения. Огонек понимания. Пока еще не оборотень. Пока, но время уже поджимает.

– Я…

– Добрый день, господа!

Эрей обернулся и замер, не успев смахнуть с лица шелуху изумления. Перед ними стояла Милина И-Дель Фабро, безупречно хороша, улыбалась слегка встревоженной улыбкой, в блеске своих золотых волос, с ног до головы облитая солнечным сиянием, точно нимбом; и гвардейцы отсалютовали ей мечами, норовя перестроиться так, чтоб прикрыть неопрятное тело былого товарища.

– Здравствуй, отец! – девушка присела перед звездочетом, целуя его руку, и тот руки не отнял, благословил:

– И ты здравствуй, дочь моя.

Уголки губ Эрея дернулись, обозначая улыбку. Не семья, образец благочестия. И без скандала обошлись, и душами не покривили: сами решайте, господа зрители, то ли дочь с отцом поздоровались, то ли светлая у отче благословения спросила. Забавная вышла сцена. Некстати подумалось, что при цельконе ни монстр, ни оборотень не смогли бы безнаказанно проникнуть в сад. А значит, кто-то навел, дал знак, кто-то видел, как улетала тварь. И этот кто-то провожал вместе с ним Лорейну, из беседки проклятой провожал, чтоб далеко не ходить.

– Что-то случилось, Дар? – тем временем кинулась к капитану Милина. – Весь дворец гудит, я беспокоилась за вас, я…

– Все хорошо, госпожа! – поспешил прервать возлюбленную Гонт. – Все в порядке. Один мой друг набедокурил, нужно разобрать. Мне придется уехать, возможно, я задержусь: обещал советнику доставить кое-что для ритуалов.

Милина обернулась к Эрею и улыбнулась сводящей с ума белозубой светлой улыбкой. Мага передернуло от улыбки, точно коснулся плотоядного цветка.

– Мне бы хотелось извиниться за вчерашнее, – с легким певучим нажимом произнесла она, и Эрей тотчас понял, за что именно. – Еще раз. Мне жаль.

– Мне тоже, – слегка склонил голову маг. – Жаль. Очень.

Он чуть щелкнул пальцами, и мара, наведенная Милиной, покачнулась. На краткий миг он увидел все, что тщательно скрывалось под иллюзией и слоем краски: изрезанные морщинами щеки, следы царапин на груди и прочие плоды своих усилий. На краткий миг он посмотрел в реальные глаза Милины И-Дель Фабро, прочел в них смертный приговор и усмехнулся. Бывает. Женщины часто делают глупости и платят сполна, не торгуясь; но тот, кто заставил платить, стал свидетелем платы, – покойник. Свидетелей глупые женщины убирают. Так интереснее. Всем.

– Нам пора, – напомнил он Дару Гонту.

За широкими спинами верной гвардии монахи успели завернуть Бертрана в пару плащей, увязать кособоким тюком. Кликнули слуг с серебряными носилками, уложили труп, перевязали серебряными цепями. Береженого Князь бережет, до полуночи оставалось часов семь, но маг решил подстраховаться. Все-таки оружия не нашли, плохо это было, до зубовного скрежета.

Милина проводила их взглядом, сладким, будто патока; он неприятно стек за шиворот мантии, налип по позвоночнику слизью недобрых предчувствий. Плохо смотрела девушка, не выдерживала игры; ей бы примерить на лицо недоумение, разочарование… Ее искренняя радость, удовольствие почти физическое так не вязались с ситуацией, что впору осенить себя Единою чертой.