Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех

Не выдержала Рандира: при виде отца государыня взвизгнула, как малая девчонка, подскочила, кинулась бегом, через всю площадь, полетела, будто крылья на ногах выросли, – туда, к своим, ломая выверенный до жеста ритуал встречи, забивая в глотку заготовленные приветствия, добежала, ловя воздух загоревшимися легкими, повисла на шее вождя и разревелась от счастья.

Ральт прижал любимую дочь к сердцу, бережно, точно пушинку, доподлинно зная, что тяжела, дрогнул лицом, кинув беспомощный взгляд на Императора, и Рад так же беспомощно развел руками, принимая драгоценных гостей, даруя им право жить под этим небом, отдавая на растерзание площадь и город, награждая личной опекой. Многое уместилось в простом жесте государя, многое прочел в нем вождь и признательно улыбнулся. Зашептал что-то дочери, успокаивая, напоминая о долге, и лишь когда Рандира, смущенно вытирая слезы, заставила себя разжать объятья, взглянул поверх ее головы на мага. В этом взгляде не было благодарности, не было и одобрения. Была отчаянная мольба, ополоумевший немой крик над гулом впечатлительной толпы: не оставь! защити, Темный! Старый варвар не умел просить и молить привык только Бога, брови и сейчас норовили сурово срастись у переносицы, повелевая, но по небритой щеке ползла одинокая слеза, спеша укрыться в густой бороде, позорная для воина, неуместная для счастливого отца, почти деда, – и Эрей не сдержался, согласно кивнул. Куда он денется, вечный опекун, хватает у него подопечных, одним больше, одним меньше, кто посчитает? Попробуем справиться. Обреченно склонив голову, маг тотчас поднял глаза и успел поймать в тускнеющем взоре Ральта ту самую благодарность, о которой втайне мечтал. Толку с нее было, что с глиссарха бульонки.

Народ на площади ревел в три ручья. От умиления.

После сломанной встречи был пир, и Рандира не отходила от отца, то и дело норовя ухватить за руку, и Викард бушевал среди сканванов, живописуя свои подвиги, – даже среди рослых варваров он казался великаном, пылая жаркой шевелюрой поверх льняных вихров. К любой байке он неизменно приплетал Эрея; мага изрядно раздражало собственное имя, поминутно звучавшее в заздравных тостах: многие подходили поздороваться, справиться о делах, благо к темной магии в Инь-Чиане относились иначе, да и род Э’Вьерров шел из Суровой стороны, – и спокойно отсидеться в уголке никак не получалось.

В разгар пира заявились гордецы-селты, полным составом и при оружии, во главе с обоими Даго-и-Норами, отцом и сыном. Император нахмурился, на всякий случай ища поддержки у Эрея, Рандира подскочила, гневно раздувая ноздри, но маг лишь пожал плечом: было бы из чего творить проблему. Нужно слишком уж не любить Сельту, чтоб заподозрить ее воинов в желании свести счеты во время турнира, на пиру, в банальной драке.

Единственный из всех, он с полупоклоном принял селтов, отчеканил нужные слова приветствия; повинуясь его знаку, засуетились лакеи, скоренько расставляя посуду, внося блюда с запеченными поросями. Император, наконец, опомнился, приветствовал новых гостей; из его пространной речи следовало, что ждали только Сельту, и без нее праздник воинов был праздником наполовину. Варт принял приглашение, прошел к столу и первым поднял кубок за славную Сканву и ее витязей. Ральт ответил здравницей Сельте, и пир покатил с новой силой. Вскоре оба вождя сидели рядом с Императором, оживленно обсуждая давно минувшие битвы; Рандира и Эмберли устроились тут же, болтая о чем придется, частенько срываясь на поэзию, и младший Даго-и-Нор норовил поклясться Ральту в вечной преданности в присутствии строгого отца, что само по себе наводило на занятные мысли. У селтов и сканванов нашлось множество общих обычаев, из чего немедленно был сделан в целом правильный вывод: Сельта исходит корнями из Инь-Чианя, наверняка часть племен Эттиввы-Разрушителя осела по эту сторону Мельт после Второй Войны. Сам факт, что в Сельте чтят Эттивву, был принят с оглушающим ревом, за великого Вождя осушили множество кубков, начались неизбежные объятья, обмен кинжалами; воины громогласно просили воды – лить на мечи, но Эрей прищелкнул пальцами, и лакеи, тащившие с кухни бочку, запутались в ногах, грохнулись, разбивая ношу в щепы, разливая воду по каменному полу. В этой луже поскользнулись слуги, несущие фрукты, попадали кто где, тотчас объявились лицедеи, устраивая потешные водные бои; и великие воины схватились за бока, гогоча над шутовскими проделками. Про братания и негласные военные союзы по обычаю Инь-Чианя речи уже не шло, не до того было, и маг поймал два выразительных взгляда, один другого жестче.

Смотрел Император, привычно, недовольно, тая на самом дне серых глаз – угрозу за краткий жест, за толику Силы – в жертву его интересам. Потому что маг вновь осмелился думать – за него, осмелился действовать, не советовать.

Смотрел Варт Даго-и-Нор, нехорошо смотрел, недобро, как может лишь полководец, затеявший вылазку, но проскочивший впотьмах мимо противника.