Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех

При виде Дара ему невольно вспоминался приемный сын, умерший двенадцать лет назад. От старости. Такой же непримиримый, такой же упрямый; его крик часто будил Эрея по ночам.

Отрекаюсь от тебя, отрекаюсь…

И взгляд, точь-в-точь как теперь, ненавидящий, с болью, с ржавчиной на самом дне, будто время повернуло вспять, и хлынула волна, накрыла с головой, увлекла в пучину…

Отрекаюсь от тебя, темная мразь! Прочь!

Эрей не ощущал давней боли, лишь катал горчинку на языке, точно комочек целебной смолы, заслон от цинги воспоминаний. Сын посылал за ним перед смертью, но маг не поехал. Не к лицу темной мрази, Волчьему Ублюдку, пачкать присутствием последние часы уходящего. Он не видел причины прощать и просить прощения, он не хотел прощаться. Ворон отнес сыну медальон с портретом Анамеи; говорят, с ним и умер белый, как соль, старик, будто ждал дозволения. Возможно. В этом мире все – возможно.

Эрей почувствовал, что устал. Сильно, нестерпимо – и уже очень давно.

Ему опять захотелось вернуться в Аргоссу, в уютные стены фамильного замка, выпить пару бутылок вина из дедовских погребов и на долгие дни забыть о существовании внешнего мира, Империи и врагов. Просто жить, просто пить, быть, черт возьми, просто человеком в своих владениях.

Маг позволил себе помечтать у окна, смотрящего в сторону Инь-Чианя, отдыхая душой при одной только мысли о возможном чуде, потом пошел спать. Возвращение в Аргоссу ему не светило.

На следующий день прибыло посольство Альтавины. Альтавы не высылали вперед гонцов подобно селтам, просто подобрались к воротам и скромно въехали в город, упиваясь своей незаметностью.

Альтавина была страной с путанной, невразумительной историей. За триста лет существования свободного маркграфства страна сменила стольких властителей, что даже летописцы и знатоки геральдики путались в именах маркграфов. Иногда Эрею казалось, что правящая династия Альтавины задалась целью пройти сквозь все земные пороки, что привело ее к вполне законному вырождению. Триста лет обширная и склочная семья самозабвенно боролась за власть, братья и сестры травили и резали друг друга без роздыха, потом заключали богопротивные браки, презрев анафему Братства; инцест был делом настолько привычным, что определить, кто чей сын, племянник и брат, и кто кому приходится то ли теткой, то ли сестрой, было практически невозможно. Маркграфство не единожды делили, вновь объединяли, даже продавали с аукциона; столетиями оно служило ареной для военных споров Ферро, Сельты и Олеты, но неизменно оставалось в выигрыше за счет денежных вложений в экономику. Земля Альтавины была богата и плодородна, тогда как, скажем, в Ферро обширную территорию занимала пустыня Светлого полюса, самая жаркая точка Мира, а население воинственной Сельты попросту считало зазорным славному рыцарству копаться в огородах. В Олете сыскались и земли, и крестьянство, не гнушавшееся своей долей, но сама страна была мала и мечтала раздвинуть границы.

Маркграфство кормило сразу три государства, получая со всех солидный куш. Последние сто лет на территории Альтавины не велось войн: страны-нахлебники пришли, наконец, к соглашению и подписали конвенцию с правящей династией. Возникающие спорные моменты Ферро, Сельта и Олета обязались решать сторонним путем, в пограничных зонах; скорая на выдумки Сельта приобщила соперниц к национальной забаве, именуемой в ряде кругов «бумажной войной», игре, на вкус Эрея, интересной, но граничащей с извращением. Как бы то ни было, Альтавину оставили в покое к вящей радости нагревших руки маркграфов, и те продолжили собачиться в свое удовольствие, не отвлекаясь на внешние беды. На данный момент страна уже двадцать лет жила без правителя, хотя и оставляла за собой статус вольного маркграфства, данью привычке, а не реальности.

Свой триумфальный марш по Хвиро Император начал именно с Альтавины. В один ненастный день его войска просто вошли в страну, а герольды объявили ее территорией Ферро. Крестьянство и немногочисленное уцелевшее в междоусобицах рыцарство не протестовало, не сопротивлялось, уповая на защиту Олеты и Сельты, были посланы гонцы, заключены военные союзы, но отряды альтавов так и не присоединились к своим защитникам: подоспел сбор урожая, страна не могла позволить себе лишиться средств к существованию. К концу уборочных работ пала Олета, и Сельта попала в надежное кольцо окружения. К началу посевной маркграфство полностью покорилось судьбе.

За это предательство, подшитое к длинному списку деяний, селты терпеть не могли вздорный народец, чуть что хватаясь за мечи; а так как в Сельте полагали, что вытащенный без дела меч приводит к неприятностям, оружие неизменно шло в ход, и неприятности действительно начинались, причем не только и не столько у селтов.