Эрей поклонился Варту, обозначая ироничную улыбку. Даго-и-Нор отвернулся, отпевая мечту о мирном договоре со Сканвой – заделом на грядущие битвы. Тогда Эрей поклонился Императору, упорно хмурящему брови, и потихоньку вышел из залы.
Лицедеи знали свое дело: лучшие за многие века, собранные в труппу волей Эрея Темного, они просмешат публику до рассвета, не дадут слова сказать, пропоют самые душевные баллады и разудалые боевые песни, будут плясать, пока воины не попадают от усталости и хмеля, пока не растащат их по кроватям девицы, – они будут работать, черт возьми, пока не растают марой в первых утренних бликах. И наградой им, неупокоенным, станет разбитая Калитка, и улыбка Седой Девы, ее поцелуй, точно клеймо на лбу, – отдых за достойно исполненный долг. Ради такого стоит потрудиться.
Эрей отправился в город, проведал альтавов, чинно готовившихся ко сну, разыскал по конюшням Дэйва, вскочил на спину коню и осторожно выехал за пределы городской стены. Были у него дела и на свободе. Пришло время.
Пояс Ясаны полностью затмил солнце, и звезды светили так пронзительно, так чисто, столь щедрой россыпью изрешетили надвинувшееся небо оттенков
Им повезло в ту ночь. Дэйв углядел отбившегося, заплутавшего барана, истошно оравшего при виде стаи серых хищных теней, разогнал обиженно взвывших волков и забил добычу ударом лапы. Помолодевший лет на сто Эрей провыл на чистом волчьем извинения, конь добавил от себя пару фразочек пожестче, и, крайне довольные друг другом, они приземлились на заброшенном капище. Маг честно поделил добычу, вырезав солидный кус ритуальным ножом; часть мяса легла на древний алтарь, поверх полилась густая баранья кровь, еще теплая, дымная, потекла по одной ей ведомым бороздкам, и пока не вспыхнули алым начертанные на алтаре руны, маг стоял и ждал, удерживал целькона, будто дозволения спрашивал. Руны накалились, пошли черным дымом, ясным светом, заполыхали желтым, и сам собой запалился костерок, приглашая разделить трапезу и ночлег. Значит, принял жертву Княже, не разгневался, дозволил переночевать. Значит, цел хозяин, не сдал позиций за три года. Эрей преклонил колено, поблагодарив за оказанную милость, кратко, скупо, как полагалось магу Камней, отпустил оголодавшего целькона и занялся приготовлением ужина.
Вскоре жаркое вкусно зашипело на углях, и ночь ворожила, сторожила, ясноглазая ночь, Божья дочь.
На кой черт его сдернуло во внешний мир? Рад давно перестал быть ребенком, нуждавшимся в опеке, последние пятнадцать лет его неизменно злило, раздражало присутствие Эрея в тени имперского трона. На беду он привез в Хвиро княжну Рандиру, заработал ненависть и страх, убив фаворитку. Может, нужно было иначе? Благословить Сэнни, любившую Рада безумно, до одури? Отдать Рандиру Сельте? Ведь Варт и вправду сватов хотел заслать, война помешала.
Вопросы, вопросы… Тот, кто замешивал это тесто, твердо знал, что из него лепить. Наверняка он был мудрее мага Эрея Темного. И Рандире до смешного нравится Эм, слепой бы приметил, а Рад не слепой, вот и бесится! И Император до сих пор не забыл фаворитку, и перед сыном тщится загладить вину, лишний раз жене доброго слова не скажет.
Не было бы великой Империи, не ждал бы Рад наследника, но сладились две счастливые семьи. Или этого слишком мало? Не нашего расклада игра, так, Сильнейший? Как долго мы будем вертеть этим миром?
«Пока не надоест», – пришел нежданный, но желанный ответ.
Пока не надоест… Игра или мир, Сильнейший?
Тишина. Ночь подмигивает, приторно, с намеком.
Мясо, мол, пригорело, Темный, а ты и не заметил. Все ли в порядке, Темный? Может, скоротаем время, налюбимся всласть?
Занятная мысль: ночь отыметь! Придет же в голову!
Эрей рассмеялся и снял подгоревшую баранину с углей. Почистил закругленным ножом, отрезал кусок и кивнул: в самый раз подкоптилось, даром что горелое с боку. С удовольствием принялся за еду, по-простому, с ножа, не чинясь, нарушая все магические запреты. Истерро бы в обморок упал, не иначе. Успев предречь многие беды, потерю Силы и потенции. А зря. Баран попался – объедение.