Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех

– Чтоб они все Линара сожрали! – донеслось до него из темноты. – Дармоеды, забери меня Эттивва!

Дармоеды, – мысленно кивнул маг и вздохнул. – Только Линара сожрать – сам Дэйв подавится.

Костер мигнул и умер, и ответом на вопросы погребальной песней зазвучал, нарастая, волчий вой. Надвинулись ближе алчные звезды, будто и не было алтаря, и спокойной этой ночи, и поля, и прохлады, а снова воцарился душный день, знойный, томный. Роковой для государства Ферро.

День королевской охоты.

Где-то ревели рожки, били в бубны шуты-загонщики, мчался на последнем вздохе красавец-олень, увлекая государя все дальше от свиты. Только маг мог учуять тень, нависшую над роскошными рогами, заметить паутинку, залепившую влажные глаза. Только маг мог различить истинную жертву и истинного охотника.

Краем уха Эрей, сторонний наблюдатель, подельщик Сильнейшего, чуял нарастающий волчий вой, не там, куда несся, растеряв рассудок, Флавиций, чуть в стороне, в другой тени, в маленьком сгустке иллюзий, старательно созданном аде – для иного участника драмы.

Можно – да что там! – нужно было остаться и досмотреть спектакль, поаплодировать в финале, замести возможные следы, но…

Там, вдалеке, – остро, зло вскрикнул ребенок.

Там, в том аду, – шла по следу волчья стая.

Зря ты вплел в свои игры волков, Сильнейший. Волки здесь ни при чем. Да и ребенок… С детства Шарно Э’Вьерр, славный рыцарь, не терпел, когда обижали маленьких, с самого рождения. Ты работал с магом, Сильнейший, а маг все еще мнил себя рыцарем. Он и сам потом не смог вспомнить, что сорвало его с места, кинуло туда, в чащу колдовского леса, наперерез огням алчных волчьих глаз, затемненных приказом. Убить! Разорвать! В клочья!

Снова было душно, и мрачно, за деревьями мерещились чудовищные тени, и кобыла, взвившись свечкой, сбросила седока, умчавшись прочь, стремясь обратно, в солнечный свет знакомой дубравы. Он видел, кто напугал кобылу.

Волки. Десяток или два, а сколько их еще скрывалось за деревьями?! Они окружили поляну и медленно сходились, уверенные, что добыча не ускользнет. Суровые могучие звери Инь-Чианя, невозможные в ю-чиньском лесу!

Мальчишка еще держался, он исхитрился убить вожака, злобно крича имя сбежавшей, предавшей кобылы. Он еще дрался в тот миг, когда захлебнулся кровью его венценосный отец, пойманный монстром с оленьими рогами, заточенными, точно кинжалы.

Эрей успел подивиться и восхититься смелости юного принца.

Новый волк прыгнул, метя в горло мальцу, и маг не стал больше медлить. Жаль, пришлось порвать серую душу, до слез жаль, до надрывного воя. Иначе не получилось. Но остальных сумел отстоять, отвести от гибельного края, всю стаю, целиком. Он бился за волчьи рассудки, как не всякая мать сражается за дитя. Он вернул их – себе, вынул из тени, приоткрыл бесподобным красавцам заповедную дорожку – обратно в тенистые леса Инь-Чианя.

Увы, он хорошо знал, как обходится Сильнейший с отыгравшими фигурами. Прочь с доски, все до единой! Волков было искренне жаль. Волков нужно было спасать. Эрей и спасал.

Когда маг отдышался и пришел в себя, оказалось, глупый мальчишка все еще жив и пялится на него без тени страха или сомнения. Почему-то Эрею показалось, что это хорошо, и он улыбнулся, забыв, что улыбка его давно мертва и напоминает оскал ритуального черепа.