Руда. Возвращение. Скрижали о Четырех

– У трона ее императорского величества.

У трона Рандиры стояли многие, фрейлины и наиболее приближенные кавалеры, звездочет и с ним – высшие чины Братства, ведущие неторопливую ученую беседу, топтались и рыцари, не сводившие глаз с государыни. Император долго, пристально изучал эту нестройную толпу, пока не нашел, наконец, того, о ком говорил советник. Рост, фигура, разворот плеч, – все говорило о том, что перед ними Даритель.

– Быть этого не может! – прошипел Император. – Да как же эта змея осмелилась! В колодки, на вечную каторгу!

– Ты не посмеешь, – оборвал государя Эрей. – Замолчи.

– Что?! – Император привстал, готовый метать громы и молнии, призывать кару Господню и людскую на дерзнувшего, но перед ним стоял не человек, маг Камней, по собственной прихоти ставший верным союзником, советником и опекуном. Рад сипло вздохнул, раз, другой, потом задышал свободнее и осторожно опустился в кресло, отворачиваясь от Эрея.

– Простите, государь, – поспешно склонил голову маг. – Я забылся. Но, право, не стоит зарывать подобные самородки в землю.

Император смолчал и жестом потребовал принести вина, в то время как мысли и чувства его – Эрей это знал! – непокорно бились в висок, требуя немедленной мести. Впрочем, Рад был человеком дела и быстро справился с сумятицей в душе: в прежние времена советнику прощалось и не такое.

– Чрезмерная забота, не находишь? – усмехнулся он уголками губ, копируя улыбку мага. – Так это и вправду твой ученик?

– Нет, – Эрей по привычке пригубил вино из серебряного кубка, прежде чем передать Императору.

– В самом деле?!

– И да, и нет, государь.

– Изволь уже объясниться! – снова вспылил Император.

Маг сморщился, но ответил честно:

– Все дело в книге.

– А если еще подробнее?

– Едва став магом, я создал книгу, больше ради забавы и пробы Сил, но с тайной целью отослать ее сыну. На память. Я говорил, что воин из него получился неважный, он рос человеком мирным, душой противясь войне и насилию. Мне было жаль, что воинская выучка, все знание, накопленное поколениями Э’Вьерров, исчезнет, и я сделал книгу, безделицу, в которой чернильные фигурки двигались, сражались, объясняя суть приемов, прославивших наш род на протяжении веков.

Император посмотрел с интересом:

– Ты не рассказывал о книге.

– Она касалась лишь меня и сына, государь.

– Где же теперь это чудо? Как попало в преступные руки Дарителя? Почему книга не у меня, черт тебя побери!

– Зачем вам кипа бумаги, государь? У вас есть я. Со времен составления кодекса я создал немало ударов, многие – только для вашей руки.

Император смягчился, точно ребенок, получивший игрушку взамен утерянной. Как ученик Эрея он мог не бояться соперников в славном рыцарском мастерстве.

– Я хочу на нее взглянуть, – распорядился упрямый монарх.

– Воля ваша, мой государь, – согласился маг и отступил, наконец, от трона.

Скривив губы, Император долго смотрел ему вслед, бормоча невыполнимые угрозы – для успокоения души. После чего, осушив залпом кубок, отправился отдыхать, завершая затянувшийся пир.

Эрей задержался в зале, пристально изучая гостей.

Линар о чем-то спешно договаривал с Вартом Даго-и-Нором, Эмберли провожал печальным взглядом упорхнувшую вслед за мужем Императрицу, капитан Гонт с кислым видом обходил посты, сменяя гвардейцев Серебряной Роты на караулы дворцовой стражи. Было видно, что он устал, отчаянно хочет спать, но службу ставит превыше усталости.

Маг продолжал осматривать редеющие группы гостей, допивавших вино, торопливо жующих и говорящих о всякой всячине, почти потерял надежду и повернулся, чтобы уйти, но тут вдруг увидел ее и тотчас забыл о прочих заботах ушедшего дня.

…Девушка совсем не смотрела в его сторону. Черные волосы разметались по плечам, ветер сорвал с них яркую рысью шкуру, и неброский походный камзол почти сливался со скалами, точно змеиная кожа. Незнакомка пристально смотрела в небо, безнадежно кривя красивые губы. Весь вид ее выражал отчаяние, обреченность, она не ждала помощи, не верила в победу, но готова была биться до смертного хрипа…

Эрей сморгнул, и наваждение сменило цвет.

Черноволосая незнакомка в рысьей шкуре стояла в проеме дальнего окна, надежно скрытая тяжелой портьерой, пристально смотрела в ночное небо и неторопливо потягивала вино из хрустального кубка, кривя красивые губы. Меховой плащ чуть сдвинулся, обнажая стройное загорелое бедро, едва прикрытое кожаной курткой, лодыжку, обтянутую высоким мягким сапогом, и ножны с десятком метательных ножей. Это оружие, так же как и непременный ритуальный плащ выдавали в ней уроженку далекой Викки, дочь жреца, прочие же вольности в одежде объяснялись частично немыслимой для Сурового края жарой, частично – нравом молодой ведьмы.