Рудобельская республика

Шляхтюки отползали к глиняному карьеру. Ус запустил в них гранатой. Кто-то заорал: «Порфирия убили!» Охваченные паникой, бандиты перепрыгивали через трупы и скрывались в карьере, в густом ельнике, разбегались кто куда. Со стороны Рудни их обошел отряд Тимоха Володько и ударил с тыла. Очутившись в западне, шляхтюки поднимали руки вверх, бросали оружие и голосили:

— Братцы, пощадите, пожалейте детей!

— Не берите греха на душу.

— От ето «братцы» отыскались! В волчьей стае ваши «братцы». А ну, вылазь!

— Хлопцы, пока суд да дело, не трогать! — удерживал своих бойцов Максим Левков.

Стрельба в селе прекратилась. Загнанных в глиняный карьер бандитов окружил отряд Максима Уса. Застенковцы стояли, прячась друг за друга. Тимох со своим отрядом бросился в сосняк догонять Казика и его дружков. Бандиты мчались как угорелые, не успевая отстреливаться. На валежнике и на сухом прошлогоднем вереске лежали подстреленные шляхтюки. Однако Казика среди них не было.

За сосняком начинался старый панский лес. В нем не то что человек, стог затеряется.

— Эх, щенка этого проворонили, раз-з-зявы, — ругался Тимох. — А мне так хотелось поговорить с Ермольчуком.

— Мы его, гада, из-под земли достанем, — утешали хлопцы своего удалого командира.

Возвратившись в село, увидели, что в кирпичный амбар на панском дворе ведут человек тридцать захваченных бандитов. Руки связаны ремнями и веревками. Многие тащатся без шапок, перемазанные глиной и кровью. Следом валит толпа женщин и стариков, бегут дети. Мужчины молчат, с ненавистью поглядывая на бандитов; женщины ругают и проклинают их:

— Что б вы околели, змеи подколодные!

— Не удавили вас матери маленькими, душегубов!

— Дайте нам этих кровопийцев, мы с них шкуру поспускаем!

Женщин успокаивал Максим Левков:

— Тише, товарищи! Придет ЧК и разберется по всем законам. Мы же не бандиты, чтобы самосудом карать.

— А бандитам можно наших? А-а-а? — не унимаются бабы.

Пленных ведут в пустой амбар. Скрежещет длинный железный засов.

У амбара устанавливается караул. Толпа начинает расходиться. Только мальчишки до позднего вечера толкутся во дворе. Они играют в «красных» и «зеленых». Старшие ловят младших, вяжут им лозиною руки и сажают на старые розвальни. Те с плачем вырываются. Мальчонка с грязным носом, в длинном солдатском ватнике кричит:

— Я так не играю. Давайте меняться. Теперь мы будем красными.

Над селом, над кустами сирени и черноталом плывет зеленоватое марево. Снуют комары. Все притихло. За околицей, на всех дорогах ходят дозоры. Возле волости с винтовкой стоит Левон Одинец. Слышно, как теплый ветер хлопает полотнищем флага над крышей ревкома.

Ночью из Глусска на фурманках приехали десять милиционеров и три ревкомовца. Они остановились в волости. Слегка перекусили и отправились сменить на постах рудобельцев: предполагалось, что Казик с остатками банды попробует выручить арестованных. А поутру прибыл конный взвод красноармейцев и с ними председатель Бобруйской ЧК товарищ Найман. На нем кожаная куртка, перетянутая ремнем и портупеей, на боку маузер в колодке, на штанах потертые хромовые леи. Он ловко выпрыгнул из седла и с командиром взвода пошел в ревком. В зале сидело человек десять мужчин. Терешка рассказывал, как он догонял Ермольчука:

— Уложил бы его, ей-же-богу, уложил бы, если бы ельник, зараза, не такой густой. Как на то лихо, зацепился я за корневище, чудом лоб не раскроил. А он, как заяц, сиганул в сторону — и след простыл, вот пускай Тимох скажет, коли не верите.

Разговор оборвался, когда вошел незнакомый комиссар. Он поздоровался с каждым за руку, а заметив старого Романа, долго не отпускал его ладонь.

— Сын просил кланяться вам, товарищ Соловей.

— К слову, как он там?

— Герой, настоящий герой. Два бандитских восстания подряд разгромил.

— Бедовый ж очень, — не то с похвалой, не то с укором сказал Роман. — Ой, не сносить ему головы.

— Умная голова, батька, нигде не пропадет, — успокоил Найман и обнял старика за плечи.

К ним подошли Левков и Левон Одинец. Они поздоровались с Борисом как давние приятели.

— На улице не узнал бы тебя, — смерив взглядом стройную, подтянутую фигуру председателя ЧК, сказал Левков. — Ну, что будем делать с этими бандюгами?

— Сколько вы их перехватили?

— В Глинище двадцать пять человек да ночью еще на хуторе шестерых из клевера выволокли. И старый Ермолицкий с ними. Два нагана держал наготове, только выстрелить не успел. Жалко вот, сынок его, Казик, собака бешеная, как в воду канул. А по нему давно осина плачет. Он у них самый верховод.

— Если верховод, то непременно связан с контрреволюционным центром.

— Выходит так. Только, как они ни лезут из кожи, ни черта у них не выйдет. Не хотят землю отдать, так пускай кости в ней парят.