Все они ждали исхода суда над Рудольфом; его отложили до 2 апреля. Процесс, закрытый для публики, состоялся в Ленинградском городском суде; на заседании присутствовали судья, обвинитель, женщина-адвокат, нанятая Пушкиными, два народных заседателя и секретарь. Никого из друзей и родственников Рудольфа не вызвали для дачи показаний, хотя за несколько месяцев до процесса Ксения, Александр Иванович и Роза дали показания под присягой. Хамет и Фарида, «очень больные», остались в Уфе. Они надеялись что-то узнать от Розы и Пушкиных. Роза и Тамара, которым не терпелось выяснить, что присходит в зале суда, вместе пришли к зданию и наблюдали за началом процесса через приоткрытую дверь. Потом их заметили, и дверь плотно закрыли.
В небольшом помещении, выходящем на набережную Фонтанки, одного за другим допросили пятерых свидетелей: партнершу Рудольфа в Париже Аллу Осипенко, Георгия Коркина – единственного, кто недвусмысленно высказывался в защиту Рудольфа; сотрудника КГБ Виталия Стрижевского и двух служащих театра, рабочего сцены и администратора, которые должны были вернуться в Москву одновременно с Рудольфом. В ходе процесса не раз казалось, что чаша весов склоняется в пользу танцовщика; все заявляли, что побег не был спланирован заранее. Даже Стрижевский был вынужден признать: «Его вещи находились в самолете, который летел в Лондон, и он готовился лететь туда». Подчеркнув, что Рудольфа не соблазняли материальные искусы капитализма, Коркин заметил, как он сам удивлялся равнодушию танцовщика к тому, как он одевается и как выглядит в Париже. «Он покупал только сценические костюмы. Для него не существовало ничего, кроме искусства». Кроме того, директор намекнул, что досада Нуреева на порядки в театре имела под собой основания: Сергеев и Дудинская действительно не подпускали к ведущим партиям молодое поколение танцоров Кировского театра; ни Сергеев, ни Дудинская не хотели уступать свои роли (по его словам, примером могло служить то, что звезды-ветераны взяли свои костюмы на гастроли, хотя им приказали не выступать). Более того, такое же обвинение появилось в газете, которая опубликовала жалобу на руководство, подписанную 36 участниками труппы Кировского театра, в том числе ведущими балеринами. Письмо зачитала вслух адвокат Рудольфа, Ирина Отлягова.
Заседание продолжалось менее четырех часов. Заключение зачитал не судья, а общественный обвинитель; он просил признать Нуреева виновным по 64-й статье УК. Далее обвинитель заявил: отказ Нуреева вернуться с Запада – измена родине, и его невозвращение, которое буржуазные средства массовой информации использовали для антисоветской пропаганды, причинило значительный вред интересам страны. «Однако, принимая во внимание молодость Нуреева, его неопытность и неуравновешенный характер, а также то, что наши представители неверно представили его отправку в Москву, обвинение просит назначить ему минимальное наказание по статье 64».
Затем выступила Ирина Отлягова, которая попросила переквалифицировать дело на статью 43, которая предусматривает «наказание ниже минимального». В приговоре Рудольф был признан виновным по статье 64, но ввиду обстоятельств ему назначили наказание в соответствии со статьей 43: семь лет тюрьмы.
Так как его обвиняли в измене Родине, можно было считать семилетний срок легким наказанием – настолько легким, что кое-кто предположил: теперь-то Рудольф вернется домой. Фарида несколько дней пыталась дозвониться до сына по телефону, но не сумела. «Может быть, там тоже прослушивают разговоры, – заметила Роза, написавшая брату на той же неделе. Она не упоминала ни о процессе, ни о его исходе, но послала ему вырезку опубликованной жалобы. – Выходит… то, что с тобой случилось, произошло из-за интриг Сергеева. Это может тебя оправдать». Но Рудольф не собирался возвращаться на родину: он только что узнал, что его пригласили в «Королевский балет» на постоянной основе.
Эта новость, хотя и не стала совершенным сюрпризом, по сути, была исключением из правила Нинетт де Валуа не принимать в труппу иностранных артистов на долгий срок. Не желая рушить то, что тщательно выстраивалось на протяжении тридцати лет, де Валуа, как и Баланчин, не хотела, чтобы труппа стала просто фоном для звезды. Однако с Нуреевым ей пришлось нарушить собственные правила. «Когда появляется гениальный танцовщик, труппе приходится подчиниться». Рудольф должен был стать тем, что лорд Дроэда, председатель «Королевской оперы», назвал «своего рода постоянным приглашенным артистом». Эрика же, напротив, не пригласили на следующий сезон, хотя он и танцевал в труппе задолго до приезда Рудольфа и исполнил более двадцати партий против трех Рудольфа. Как записано в протоколе заседания правления, «он играл не в полную силу».