Рудольф Нуреев. Жизнь

Болезнь Чарльза Марленда перешла в критическую стадию. Тем летом он провел несколько недель в принадлежавшем ему маленьком домике на Мальте, а в Лондон вернулся уже в инвалидном кресле. После того как его приняли в частной клинике, его перевели в больницу Святой Марии в Паддингтоне, где, как Мод сообщила Уоллесу, врачи взяли все возможные анализы, но не сообщили, что они нашли. Врач самого Чарльза, Уильям Дэвидсон, подтверждает, что подозревали СПИД. «Тогда было только начало, но в медицинских кругах синдром уже существовал… Чарльз отвечал всем критериям». То, что потом постепенно стали признавать симптомами, сопутствующими СПИДу – саркому Капоши и кандидоз, грибковая инфекция полости рта, – привело в больницу Святой Марии врачей со всей страны. «Они приходили посмотреть». Сам Чарльз по-прежнему говорил друзьям, что у него лейкемия, но Пат Руан была среди тех, кто не был в том убежден. Им с Риком Дженом не велели ничего трогать и давали защитную одежду – шлемы, перчатки, костюмы и сапоги. «Трудно было добиться прямого ответа от персонала, но, когда я мельком взглянула на карту Чарльза и увидела, что ему не назначили никаких лекарств, я подумала: «Наверное, это Оно». Вскоре после визита к Чарльзу Моника Мейсон виделась с Китом Мани и рассказала о том, какие драконовские меры предосторожности принимают в больнице. «Потом она посмотрела на меня вытаращенными глазами и сказала: «Ну конечно, это СПИД!» Тесса Кеннеди привела в больницу Святой Марии вместе с шестерыми друзьями Чарльза католического священника. «Это отец Руни придумал, чтобы мы взялись за руки и встали вокруг кровати, что было нелегко в толстых перчатках. Должно быть, Чарльзу мы казались чокнутыми астронавтами». Она спросила сестру: «Это для того, чтобы он ничем от нас не заразился?» – и ей ответили: «Нет-нет. Это для того, чтобы вы не заразились тем, что у него». Но, несмотря на страх и невежество по поводу заразности СПИДа в 1983 г. (для перевозки из одной больницы в другую Чарльза поместили в пластиковый пузырь), практически все, кого банкир хорошо знал, включая его уборщицу, навещали его в больнице Святой Марии. То есть все, кроме Рудольфа. Он услышал, что Чарльз так истощен, что его едва можно узнать. Сам Рудольф тоже похудел за последнее время, «щеки у него ввалились», заметила Мод в мае. Ему пришлось ждать еще год, прежде чем появился наиболее точный анализ на СПИД, но, по словам Тессы, Рудольф к тому времени давно был убежден, что и он тоже стал «одним из первых».

Глава 17 Пигмалион Дягилев

«Он будет директором, – объявила Нинетт де Валуа. – Он узнает хорошего хореографа, когда увидит такого, он сразу узнает хорошего педагога, но самое главное, он узнает хорошего танцовщика». Де Валуа, конечно, была права, как была права в свое время, когда предсказала дуэт Фонтейн и Нуреева, и все же для Рудольфа такой пост не был радикальной сменой направления. С тех пор как он остался на Западе, он преображал любую труппу, в которой танцевал, обогащая ее классический репертуар и выбирая потенциальных премьеров – от 21-летних Аннели Альханко и Пера-Артура Сегерстрёма в Швеции до Михаэля Биркмейера в Вене, Карен Кейн и Франка Огастина в Канаде. Кстати, такой дар не обязательно присутствует у всех легендарных танцовщиков. Марго Фонтейн нехотя соглашалась тренировать молодых коллег; Барышников, хотя он четыре года был директором «Американского театра балета», не был педагогом. Как исполнитель он стал идеальным представителем того, что сам называл «тайной, ликованием и тишиной санкт-петербургской школы», но передать свое мастерство дальше он не мог. Его независимая американская партнерша Гелси Киркланд жаловалась, что он «не способен объяснить, ни как, ни почему он делает тот или иной элемент так или иначе… объяснить свой подход ни на русском, ни на английском». Возможно, Барышников и был величайшим творением Александра Пушкина, но Рудольф по праву может считаться наследником их педагога – мессией чистого классицизма и формовщиком и «делателем» звезд.

В Париже Рудольф уже заметил целое поколение танцовщиков, еще подростков, которых он решил перевести в плеяду звезд. Однако достижение подобного результата ломало одну из наиболее старинных традиций Парижской оперы, «священную иерархию», которая, как объясняет Гилен Тесмар, сохранилась до сегодняшнего дня. Балетная труппа (снизу вверх) состоит из артистов кордебалета, корифеев, вторых солистов, первых солистов (премьеров) и звезд. «С того мига, как тебя приняли в труппу, ты конкурируешь перед жюри за определенное количество свободных мест, которые появляются каждый год. Технический конкурс – вот что составляет силу балетной труппы Парижской оперы: тебе нужно быть лучшим».