Рудольф Нуреев. Жизнь

Но если его родственникам показалось, что «он отдалился от России», что «она не произвела на него никакого впечатления», они ошибались. Вернувшись в Париж, он испытал такую ностальгию по Уфе, что объявил Жанин: «Я хочу купить такой деревянный дом – ты можешь мне помочь?» «Я удивилась, потому что думала, что там ужасный провинциальный городишко, но с того мига он хотел поддерживать связь с Уфой». Рудольф уже воссоздал свою Башкирию в Вирджинии, где был дом со ставнями и амбары, ручьи, поля и серебристые березы. Он говорил родственникам: он надеется, что когда-нибудь они приедут и поживут там. Кроме того, была одна картина, которую он давно стремился купить. Это был этюд Ромни: Алопа с младенцем (дитя любви от Посейдона) у груди. Картина принадлежала Джимми Дугласу. Сюжет картины нашел такой отклик в его душе – не только образ матери и сына, но история о ребенке, которого отнесли в глушь под защиту бога, что Рудольф уговорил Джимми (который купил этюд в 1950-х гг. за тысячу фунтов) продать ее ему за 50 тысяч долларов. Он заплатил вдвое с лишним больше ее цены: на нуреевском аукционе «Кристи» в 1995 г. этюд Ромни ушел за 20 тысяч долларов.

Оказалось, что Рудольфа все больше тянет на родину, но пока ему хотелось жить в Париже, и его пятый сезон в Парижской опере оказался самым стимулирующим в то время, пока он руководил труппой. Начиная с 1986 г., когда к власти пришло правительство консерваторов во главе с Жаком Шираком, мужа Мари-Сюзанн, Раймона Суби, назначили президентом Оперы, и хотя он не стал таким близким другом и союзником, каким в свое время был Андре Ларке, Суби неизменно был на стороне Рудольфа. Он лишился своей «опоры», Клер Мотт, которая умерла от рака летом 1986 г., но назначил балетмейстером чрезвычайно способного Патриса Барта, коллегу, который хранил ему верность до конца. Бетти Андертон, которая не пользовалась популярностью среди танцоров, ушла («ей было свойственно высокомерное, колониальное отношение, которое французы не терпят»), и Рудольф пригласил на ее место Пат Руан («больше члена труппы»). Не сомневаясь в том, что собрал новую влиятельную команду, Рудольф начал строить большие планы. Он решил, что Дворец Гарнье должен быть всецело отдан балету, а Жан-Люк Шоплен займет пост генерального директора. «Балет должен иметь свой театр, – написали они в манифесте, где очертили ключевые пункты. – Он должен стать центром влияния в Европе; исследований; информации». Там собирались создать аудиовизуальный отдел, который записывал бы балеты для архива и давал поручения создавать балеты на камеру, центр хореологии, где клали бы репертуар на ноты, медицинский центр, библиотеку, музей, балетный журнал и ежегодный общефранцузский фестиваль балета. «Сегодня мы должны подготовиться к будущему. Да здравствует танец!»

Кроме того, Рудольф оказывался покладистее, когда речь заходила о почтении к французской традиции. В октябре 1986 г. Игорь Эйснер в письме призывал его пересмотреть отношение к Сержу Лифарю. «Можно по-разному относиться к балетам Лифаря с исторической точки зрения, но дело в том, что он создал определенный стиль и его имя останется синонимичным к блестящему периоду в истории Парижской оперы. Конечно, необходимо смотреть в будущее, но нужно также уважать и прошлые воспоминания». Как будто прямо отвечая ему, Рудольф в январе 1988 г. устроил вечер памяти Лифаря, сопоставив его два месяца спустя со своими самыми авангардными на тот момент произведениями (Legons de ténèbres Маги Марен; In the middle somewhat elevated Уильяма Форсайта и «Мученичество святого Себастьяна», трехчасовой балет Роберта Уилсона для нового поколения звезд, возглавляемого Сильви Гийем). Эти современные произведения предполагалось показать и на летних гастролях в Нью-Йорке, поскольку Рудольф добился того, что ежегодно возвращался на сцену Метрополитен-оперы, как в прошлом «Королевский балет».

В феврале, проводя в Нью-Йорке пресс-конференцию, на которой он объявлял о планах его труппы, он узнал, что в городе Уоллес и Жаннет; они остановились у миллионера Говарда Гиллмена, который устраивал прием для труппы мюзикла «Призрак Оперы». Рудольфа туда не пригласили; Жаннет в последнюю минуту добыла для него гостевой билет и очень расстроилась, когда он начал тянуть время и говорить, что не знает, придет или нет. «Он был очень грустен и сказал: «Позвони мне в антракте». Я позвонила и сказала, что спектакль замечательный». Но в конце концов ей так и не удалось уговорить Рудольфа присоединиться к ним, что огорчило Уоллеса, который решил, что все дело в том, что он ревнует к Гиллмену: «Говард питал ко мне сильные чувства – наверное, был влюблен в меня, – и кроме того, он входил в Мишин «клан». Все это переплелось в голове у Рудольфа, и на следующий день, когда мы встретились, я ощутил большое напряжение. Он говорил что-то вроде: «С кем ты собираешься чаще встречаться?» – желая, чтобы все вращалось вокруг него. Я понял, что с меня хватит, и в тот же день улетел в ЛА».