Рудольф Нуреев. Жизнь

Чтобы помочь ему создать «Баядерку» Петипа, Кировского театра, настоящую», Рудольф привез в Париж Нинель Кургапкину, хотя по-прежнему собирался добавить больше танцев для мужчин. Этого следовало ожидать; Нинель объявила, что она «приехала не для того, чтобы скрепить подлинность балета, а для того, чтобы следовать замыслу Рудольфа»[205]. Однако удивительной была его полная перемена отношения к пантомиме. Если бы он ставил такой балет, какой ему хотелось, в двадцать с небольшим лет, он бы почти наверняка убрал традиционные жесты, обозначающие: «Я люблю тебя», «Она красавица» и так далее, как он в свое время бойкотировал миманс Марго в роли Одетты в 1962 г. Однако, работая с ним над ролью Солора, Шарль Жюд вспоминает, как Рудольф заставил Нинель продемонстрировать, «что делают в России», а потом немедленно согласился со словами: «Ладно, так и делай». Чарльз считает: причина была в том, что у Рудольфа больше не было сил спорить или совершенствовать; но, кроме того, изменились его замыслы. После создания роли Джульетты и присоединившись к нему в Опере в роли репетитора, Пат Руан заметила глубокую разницу в подходе Рудольфа к работе. Когда она начала репетировать его «Лебединое озеро», он предупредил ее, что французские танцоры очень «сопротивляются» пантомиме, так же, по сути, как сопротивлялся когда-то он сам. Но в то время как в «Ромео и Джульетте» он хотел, чтобы все эмоции выражались через движение, он постепенно понял, что пантомима – неотъемлемая часть классического репертуара, и, по словам Руан, он «был очень точен в своих указаниях, требуя сохранить ее ясность».

Поединок двух соперниц за любовь Солора проходит всецело в жанре мелодрамы («Это дуэт», – говорит Патрис Барт, сравнивая балерин с меццо и сопрано в опере Верди), и именно эту сцену Рудольф считал настолько важной, что хотел заняться ею в первую очередь, пока у него еще есть силы. Помогая ставить балет, и Барт, и Пат Руан ожидали, что Рудольф захочет добавить хореографию в первых актах, но оказалось, что он «оставляет все как есть». Руан объясняет: «По-моему, ему казалось, что простота хореографии достаточно красноречива и подготавливает переворот в виде танца Теней… Но я не сомневаюсь, что свою роль сыграло и его ухудшающееся здоровье. Многие танцы, которые он собирался переработать, пришлось оставить в оригинальном виде, так как к тому времени он уже был слишком болен. Зато он многое изменил для некоторых людей, и потому они поддавались контролю, и произвести перемены можно было сравнительно быстро… По-моему, непредсказуемость его силы была главным элементом. Невозможно полностью перестроить большой вальс за одну репетицию, когда ты не уверен, что ты придумаешь на следующий день».

Поручив Эцио Фриджерио и его жене, Франке Скьярчьяпино, создать то, что он называл «Тысячей и одной ночью» Востока, Рудольф надеялся, что дизайнер воссоздаст давно забытое окончание «Баядерки». Заброшенное в России после 1919 г., четвертое действие балета, сцена свадьбы, не только представляло логическое завершение сюжета, но было также потрясающе сенсационным. Возмущенные свадьбой Солора и Гамзетти, боги мстят, обрушивая здание храма; под обломками погибают все, кроме героя. Макарова в своей постановке восстановила последнее действие с разрушением храма, но воспользовалась музыкой, которая представляла собой больше стилизацию Джона Ланчбери, чем оригинальную партитуру Минкуса.

Зато в распоряжении Рудольфа имелись страницы оригинальной партитуры, скопированные и переписанные в России. Кургапкина вспоминает, как он спрашивал Фриджерио, сколько будет стоить поставить искусственное землетрясение. «Миллион долларов», – ответил дизайнер. «Тогда обойдись без него», – возразил Рудольф, изобразив разочарование, но, по мнению Пат Руан, скрыв облегчение. «Больше не было указаний пользоваться оригиналом, и, по-моему, он понял, что у него просто не хватит сил начать совершенно новый акт с нуля». На самом деле Кургапкиной пришлось вместо Рудольфа сражаться за дизайн. Сценографический отдел отказался делать слона; Фриджерио собирался обойтись без знаменитой наклонной плоскости для танца Теней. «Он ведь даже никогда не видел «Баядерку»!» – воскликнула она во время панического звонка Рудольфу; и оба беспокоились, что для танцоров оставлено слишком мало места. «Рудольфу не нравились декорации Фриджерио», – утверждает Шарль Жюд. «Это дерьмо», – сказал он. Но у него не было сил бороться».