Рудольф Нуреев. Жизнь

Тем не менее время играло главную роль, а Рудольфу очень хотелось закончить «Баядерку». До премьеры 8 октября оставалось меньше шести недель; он собирался и дирижировать на спектакле. Шарль Жюд находился с семьей на юге Франции, когда Рудольф позвонил ему и спросил, почему он не вернулся в Париж. «Потому что репетиции начнутся не раньше одиннадцатого», – ответил Чарльз. Вернувшись в начале сентября, Чарльз сразу же поехал на набережную Вольтера, где с удивлением увидел большого черного пса. «Что это?» – «Он мой, – сказал Рудольф. – Тебя не было. Поэтому я купил собаку». Выбрав молодого ротвейлера в собачьем приюте возле Шатле, Рудольф решил назвать его Солором в честь героя «Баядерки», но, когда оказалось, что вначале неверно определили пол, пришлось переименовать собаку в Соларию. «Мужское стало женским – не важно». Рудольф хотел, чтобы собака постоянно была с ним, но собака, с которой, очевидно, раньше плохо обращались, пряталась от страха, когда ее звали, скользя по натертому паркету. Кроме того, она не проходила курса послушания вне дома, и Мод, которая в то время жила у Рудольфа, вспоминает, как «шлепала по лужам». Теперь в царской роскоши апартаментов на набережной Вольтера ощущался налет запустения; в канделябрах стояли догоревшие огарки свечей, в вазах – увядшие цветы, а столы в неоклассическом стиле были заставлены немытыми бокалами и посудой. Марика, которая проводила время в разъездах между Парижем и Монте-Карло, делала все, что могла, но испытала огромное облегчение, когда Марио Буа предложил услуги своей горничной. «Я могу готовить еду, но не могу мыть полы».

Гилен Тесмар вспоминает, как, приехав как-то вечером, чтобы чем-нибудь помочь, увидела красивый закат над Сеной, который был едва виден из-за грязных стекол. «Я спросила Рудольфа, почему он не пригласит мойщика окон, и он ответил: «Я не собираюсь за такое платить – кому нужно мыть окна перед смертью». Помимо того, Париж, город, который его отверг, больше не хранил в себе никакой романтики.

Нинель Кургапкина на время репетиций поселилась на набережной Вольтера и видела, каких усилий стоит Рудольфу каждое утро вставать с постели. «Иногда это занимает больше часа, а потом он весь в поту». Зная, что значит для него «Баядерка», танцоры, даже те, кто раньше был настроен против него, работали без устали, словно искупая все прошлые конфликты. Но Рудольф ничего не забыл. Когда Нинель выразила удивление, узнав, что он не назначил Никией Элизабет Платель, он сказал: «Она этого не заслуживает. Она подписывала письмо». Платель, которая танцевала мстительную Гамзатти рядом с Никией в исполнении Изабель Герен, признается, что вначале испытывала унижение, хотя и считает, что это придавало дополнительную глубину ее исполнению. «Я сильно злилась на него; возможно, на этом строилась моя интерпретация». И она тоже ощутила полную перемену в отношении труппы к Рудольфу. «Ко времени «Баядерки» мы все были на его стороне. Без разделявшего нас Кеннета». Но именно в те три недели состояние Рудольфа начало ухудшаться с ужасающей скоростью.

Он вставал, чтобы продемонстрировать то или иное па, но падал набок, а голос его не поднимался выше шепота. Слишком встревоженный состоянием друга, чтобы думать об исполнении, Шарль Жюд сказал Рудольфу: «Извини. Я не могу исполнять твою «Баядерку». (Его роль отдали Лорану Илеру, который был на десять лет моложе, – Рудольф считал, что такое решение «причинило Чарльзу боль».)

За два или три дня до премьеры Елене Траилиной, которая отвечала за составление программ Парижской оперы, позвонил помощник Пьера Берже и попросил передать Нурееву, что он не будет дирижировать «Баядеркой». «Президент нанял другого». Предчувствуя реакцию Рудольфа, Елена, в свою очередь, позвонила Мишелю Канеси. «Берже боялся сам говорить с Рудольфом.

Я не боялась, но, если я скажу ему, он решит, что подобный ход вызван художественными причинами, а настоящая причина – его здоровье».

Помня, сколько раз в прошлом пациент с презрением отвергал его рекомендации, Канеси в смятении приехал на набережную Вольтера.

«Вы уверены, что хотите дирижировать на премьере?» – «Да, а что?» – «По-моему, для вас это довольно опасно. Помните, как вас утомил Нью-Йорк? Если вы не выдержите, для танцовщиков это будет катастрофой. Поэтому советую вам не дирижировать. Мы можем смотреть спектакль из маленькой боковой ложи». Он пришел в ярость. «Не засирайте мне мозги!» – А потом зазвонил телефон – Карла Фраччи из Рима, – и я услышал, как Рудольф говорит: «Я чувствую себя отлично, но мой врач не хочет, чтобы я дирижировал, поэтому я просто посмотрю премьеру». В его голосе я услышал изрядную долю облегчения. В глубине души он понимал, что не справится».