Руины в цветах

– Я думаю, что могу, – ласково прошептал он, обнимая ее и прижимая к груди. – Я спешил, как только мог.

С минуту они стояли молча, просто наслаждаясь объятиями друг друга.

Гелиос приходила всегда точно по расписанию, а вот Арес, к сожалению, для ее же блага, иногда пропускал встречи. В этот раз расставание было пугающе дольше обычного. За это время она даже успела представить себе, как доходит до запретной для нее территории, до куполов, стучит своим маленьким бледным кулачком по стенкам, требуя выдать ей Ареса, и как ее с теплом встречают и провожают к нему. Но о таких, как она, о сверхлюдях, узнали под куполом недавно, и, как рассказывал ей Арес, те сразу же оказались под запретом. Поэтому пока картина их встречи оставалась только в ее голове.

– Ты опять раздета, – окинул он неодобрительным взглядом ее черное легкое асимметричное платье с капюшоном. – Даже ничего на руки не накинула, – возмутился он, проведя подушечками пальцев, словно прикасаясь к фарфору, по плечу девушки.

Да, днем температура как в пустыне, но сразу после обеда, когда начнет холодать – его будет спасать спецкостюм, а ее… он до сих пор так мало знает о ней и о том, как таким, как она, удалось выжить.

– Мне не холодно. – Она отвела взгляд.

Иногда приятно побыть ребенком для кого-то, но люди, не привыкшие к заботе, не всегда могут ее принять. Для таких, как Гелиос, забота – сомнительное, незнакомое удовольствие, казавшееся неуместным.

Вдруг маска Ареса начала мигать желтым, оповещая о сигнале от владельца. Он давно рассказал ей о том, что значили все цвета на маске: красный – опасность, или просьба о помощи, синий – я справлюсь сам, желтый – все под контролем, фиолетовый – призыв к осторожности или приказ замереть.

Новые технологии всегда завораживали Дикую (как их начали называть под куполами, когда узнали о вероятных выживших за стенами), и сейчас она, позабыв о разговоре, с любопытством смотрела на мигающую маску, скрывающую лицо возлюбленного.

– Я правда расстроен.

– Если ты останешься, я хоть в шкуре гризли буду ходить.

Она, конечно, прекрасно знала, что ему придется уйти. И, хотя фраза была скорее шуточной, он заметно поник. Грусть читалась и в ее глазах.

– Прости, солнце, не могу этого обещать.

– Я знаю, Арес. Просто мне так тоскливо каждый раз, когда ты уходишь… – прижимаясь щекой к его груди, произнесла Гелиос.

Арес обнял ее в ответ и замер, страшась спугнуть мгновение.

– Мне тоже.

Чтобы разрядить обстановку, Гелиос поспешно сорвала с остатков стены люминесцентный цветок, ярко озаряющий синим мерцанием пространство вокруг себя, и вдохнула его светящуюся пыльцу, а затем, высоко подняв голову с озорным смехом, чихнула, прикрыв на миг глаза.

– Гелиос! – строго сказал ей Арес. – Что мы говорили насчет таких фокусов? Это может быть опасно!

По телу девушки пробежали мурашки. Добрый и ласковый, Арес редко повышал голос, но этот строгий тон заставлял дрожать все внутри нее. Она со страхом в глазах жалобно посмотрела на него.

– Извини. – Он потянул Гелиос за руку, снова прижимая ее к груди. – Мы ведь говорили с тобой об этом. Цветы еще не изучены как следует. Неизвестно, насколько они ядовиты или радиоактивны. Я не переживу, если с тобой что-то случится. Пожалуйста, будь осторожнее. Ну или хотя бы делай вид, что осторожна, при мне.

Она молча кивнула. Арес опустил голову, касаясь маской ее тонкого плеча, и тяжело вздохнул:

– Что мне с тобой, такой непослушной, делать?

– Любить, – обиженно прошептала она.

Любить? Арес не так давно узнал значение этого слова и теперь чувствовал себя ребенком. Влюбленным, беззащитным ребенком с самой обычной мечтой: просто быть с ней двадцать четыре на семь.

– Я люблю тебя. Больше всего на свете.

Его никогда не задевали перепалки с коллегами, оскорбления от наставников и даже неприязнь остальных солдат, которые то и дело не упускали возможность обсудить: как же Отряд Приспешников мозолит им глаза. А вот сомнения Гелиос всегда оставляли неприятный след на его душе.

– Правда?

– Конечно, правда.

– Пойдем! – внезапно воскликнула она, отступая от Ареса и хватая его за руку.

– Босая ты не пойдешь.

– Слушай, я обувь с рождения не носила, – возразила Гелиос. – В ней я и ста метров не прошагаю, не сломав себе ноги.

– Значит, постоим здесь.

Гелиос надула пухлые губки и отвернулась, скрестив тонкие руки на груди:

Я хотела тебе кое-что показать.

– Да? Я очень хочу взглянуть. Но еще я хочу, чтобы ты дожила до момента, когда я все исправлю и смогу забрать тебя под купол. А если будешь расхаживать босая – наступишь на что-нибудь и умрешь от столбняка.

– Значит, я пойду домой! Может, и наступлю на этот столбняк! – обидевшись, вспылила Гелиос и резко развернулась в попытке уйти, но Арес схватил ее за тонкие бледные запястья, привлек к себе и крепко обнял, касаясь респиратором ее макушки.

– Солнце мое, наши встречи так редки и коротки. Пожалуйста… – Он не договорил, но Гелиос поняла, и чувство обиды стремительно сменилось чувством вины. Она посмотрела ему в лицо и едва заметно кивнула.

– Да. Прости.

– Где та обувь, что я принес тебе?