Я вознес молитву об утешении в скорби, не ведая, какое горе томит душу женщины, но уповая на премудрость Божией Матери. Бриджет крепко держалась за меня и тяжкими вздохами вторила моим словам. Закончив, я поднялся, осенил ее крестным знамением и хотел благословить, как вдруг она вся сжалась, словно испуганный зверек, и сказала:
«Я великая грешница, и я не была на исповеди».
«Встань, дочь моя, – ответил я, – пойдем со мной».
И я отвел ее в одну из исповедален Синт-Якобскерк.
Она преклонила колени, я приготовился слушать. Но Бриджет не сказала ни слова. Злые силы лишили ее дара речи. После она призналась мне, что уже много раз пыталась исповедаться – с тем же плачевным результатом.
У нее не было денег заплатить за надлежащий ритуал экзорцизма, а священники, к которым она обращалась, либо не могли понять ее ломаный французский (или ее ирландский английский), либо принимали ее за помешанную – надо признать, ее странная, экзальтированная манера у кого угодно вызвала бы такое подозрение – и потому не прибегли к единственному верному средству развязать ей язык, дабы она могла исповедаться в своем великом грехе, принести покаяние и в конце концов получить прощение. В отличие от них я давно знал Бриджет и чувствовал, что Господь недаром привел ко мне кающуюся грешницу. Я совершил все обряды, предписанные нашей церковью для исцеления одержимых, почитая это своим святым долгом, особенно когда узнал, что Бриджет отправилась в Антверпен только для того, чтобы найти меня и исповедаться мне. Разглашать содержание ее страшной исповеди я не вправе. Многое вы и сами знаете – если не все.
Но ей еще только предстоит избавиться от смертельной вины – и избавить пострадавших от последствий оной. Ни молитвы, ни мессы тут не помогут, хотя они должны придать ей стойкость, без которой невозможен подвиг чистой, бескорыстной любви и самопожертвования. Ее неистовые заклинания, ее призывы к отмщению – все ее нечестивые мольбы не достигали и не могли достичь слуха небесных заступников! Иные силы перехватили их и сделали так, что проклятия, обращенные к небесам, пали на ее плоть и кровь и, поразив тех, кого она любила, изранили и сокрушили ее сердце. Ей нужно было забыть, похоронить себя прежнюю как можно скорее, чтобы о той, прежней Бриджет больше ни слуху ни духу не было на земле! Она вступила в орден Святой Клары в смиренной надежде через непрестанное покаяние и служение ближним удостоиться в последний час отпущения грехов и отойти с миром в душе. Но до той поры невинная жертва обречена страдать. Прошу вас – не покиньте ее! Прошу не от имени колдуньи Бриджет Фицджеральд, но от имени кающейся и готовой прийти на помощь всем, кто нуждается в ней, сестры Магдалены, монахини-клариссинки.
– Сэр, – ответил я отцу Бернарду, – я уважаю вашу просьбу, однако позвольте вам заметить, что меня не нужно уговаривать сделать все возможное для блага девушки, которую я люблю и без которой не мыслю своей жизни. Если я и разлучился с ней на время, то единственно для того, чтобы найти средство помочь ей. Я принадлежу к Англиканской церкви, мой дядя пуританин – мы оба денно и нощно молимся о ней; в воскресенье в лондонских церквях отслужат молебен об избавлении страдалицы (не называя ее имени) от козней темных сил. Но вы должны знать, сэр, что никаким темным силам не смутить ее чистую душу. Жизнь ее исполнена добродетели и любви, и хотя все отвернулись от нее, ни зло, ни скверна не пристают к ней. Желал бы я иметь такую веру, как у нее!
Дядюшка счел, что пора и ему сказать свое слово.
– Дорогой племянник, – начал он, – мне кажется, что этот джентльмен, исповедуя вредную, по моему разумению, доктрину, тем не менее поступил совершенно правильно, когда наставил Бриджет на путь деятельной любви и милосердия во искупление ее грехов – ненависти и жажды мести. Тем же путем в меру наших способностей следует идти и нам, чтобы молитвы наши были услышаны: подавать милостыню, посещать сирых и обездоленных. И дабы слова не расходились с делами, я сам отправлюсь на север и позабочусь о девушке. Мне по старости лет не страшны уже ни люди, ни демоны. Я привезу ее и введу в свой дом, и пусть проклятый двойник является сколько хочет! Коллегия богословов устроит ему достойную встречу – посмотрим, как он тогда запоет!
Великодушный, отважный старик!.. Но отец Бернард пребывал в задумчивости и не спешил обнадежить нас.
– Ненависть еще тлеет в сердце Бриджет, – промолвил он, – христианское всепрощение не полностью завладело ее душой, иначе бесовская сила уже утратила бы свою власть. Если я правильно вас понял, ее внучка по-прежнему страдает от злой напасти?
– Увы, это так! – печально подтвердил я, вспомнив о последнем письме миссис Кларк.
На сем он откланялся. Впоследствии до нас дошел слух, что в Лондон он приезжал с секретной политической миссией – как агент якобитов. Так или иначе, человек он, несомненно, благородный и мудрый.