– Есть и другая поговорка, – заявил он. – На сей раз народа кэддо. «Когда женщина толчет зерно одной рукой, не впускай его в свой живот». Точно не знаю, но, по-моему, это надо понимать так: «Не стоит брать в жены капризную женщину».
– Кажется, – без улыбки заметила Джин, – вы хорошо знаете фольклор. Но так уж не старайтесь. Я вовсе не капризная и вроде бы не подавала заявления на замещение вакантной должности жены. Ведь вы пытаетесь мне сказать, что, к сожалению, эта должность уже занята…
– Мисс Фаррис! Я бы попросил! Вы прекрасно знаете, что именно я пытаюсь сказать. А я считал нас хорошими друзьями. Если раньше ваши глаза и были открыты для меня, то явно не сейчас. Я хочу… Мне нужно было увидеть вас и кое о чем попросить… Однако я не могу просить одолжения у врага.
Джин удивленно подняла брови:
– Значит, вы считаете меня врагом?
– Конечно. Ваше поведение и ваш тон… С таким же успехом вы могли бы надеть головной убор из перьев. Итак, мой первый вопрос. Почему?
– Ладно. Раз уж вы спрашиваете. Во-первых, не исключено, что это вы вчера вечером ударили меня по голове и украли мою одежду.
– Я? Боже правый! Вы считаете, я на такое способен?!
– Просто не исключаю подобной возможности.
– Что я могу стукнуть вас по голове?! Вы, наверное, шутите!
– Вовсе нет. Я абсолютно серьезно.
– Ну тогда вы непроходимая дура. – Он не спеша встал, подошел к Джин и, нахмурившись, склонился над ней, на щеках у него заходили желваки. – Послушайте меня, мисс Фаррис. Позавчера мы, казалось… Нет, пожалуй, не стану ничего говорить. Ведь я не знаю, что именно вам казалось… Но, как я уже сказал, ваши глаза были открыты для меня. Я чувствовал, что между нами не было ни страха, ни задней мысли, ни расчета. Подобное чувство возникло у меня впервые в жизни. Я решил… судя по вашим речам… что вы чувствуете то же самое. Возможно, я ошибался. – Он замолчал.
– Возможно. – Джин усиленно отводила глаза; Гай, хмуро смотревший на нее исподлобья, выглядел ужасно суровым и очень красивым загадочной, сумрачной красотой, и поэтому Джин старалась на него не смотреть. – А возможно, ошибалась я. Хотите говорить начистоту, да? Кстати, о задних мыслях. Как вы посмели просить у меня мой костюм без объяснения причин? Нет, постойте-ка! В тот вечер в Лаки-Хиллз, две недели назад, мы встретились всего во второй раз. Когда я пришла в восторг от вашей куртки, вы сказали, что это настоящая байета и вы готовы подарить мне ее. Вы объяснили, что это все равно уже не оригинальное одеяло, а если бы и было оно – не важно, ведь вам хочется посмотреть на шедевр, созданный моими руками. И еще наговорили мне много чего. Итак, я взяла подарок и даже не позволила своим девушкам распустить ткань куртки. Я сделала все сама. После чего здесь, в своей комнате, часами подбирала подходящую пряжу, а затем провела еще двадцать часов за ткацким станком, чтобы собственноручно это соткать. Наконец я отнесла ткань Кроуну, но не позволила прикоснуться к ней закройщику. Я лично ее раскроила. Вчера я получила готовый костюм, и он показался мне прекрасным. Ну да, очень печальная история. Когда я вчера появилась у Бартов, вы даже не заметили, что на мне новый костюм. Вы едва удостоили меня взглядом. Ничего страшного. Быть может, у вас были другие дела. Однако позже вы как ни в чем не бывало подошли ко мне и попросили отдать костюм, потому что он вам зачем-то понадобился! – Джин обожгла собеседника взглядом. – Мистер Кэрью, я вам вот что скажу. Я известный дизайнер и, когда речь идет о моей работе, очень тщеславна и ревнива. Итак, я уже давным-давно сама не распускала ткань и не работала на ткацком станке. Но больше всего меня удивляет, что я вступила с вами в разговор, а не послала вас сразу к черту. Впрочем, одну вещь мне все-таки следовало сказать, а именно то, что сегодня утром я собиралась отправить вам жакет и юбку по почте!
Гай Кэрью продолжал хмуро смотреть на девушку.
– Вся проблема в том, что такой уж я человек, – пробормотал он. – Ничего не поделаешь. Я получился таким, какой есть. Уж не знаю почему. Подобное поведение не свойственно чероки, настоящий чероки выложил бы все как на духу. Может, дело в смешанной крови. И это не приобретенная черта. Я всегда таким был. И в детстве, и в юности, когда учился в колледже, и когда три года провел в Европе, и потом, когда жил среди индейцев. Дело вовсе не в скрытности, просто у меня нет желания рассказывать о своих личных делах. Более того, у меня имелась серьезная причина скрывать, зачем мне так срочно понадобился ваш костюм. Особенно… Впрочем, я не вправе утомлять вас своими откровениями.
– Ну конечно. Уж лучше сразу бить по голове, – сухо заметила Джин.
– Это не я. Что вам отлично известно. Хотя в любом случае я согласен, что не имел права столь беспардонно просить у вас костюм. И, кроме того, я должен объясниться по поводу столь тесного общения с Порцией Тритт.
– Вовсе нет. Ваши отношения меня не касаются.
– Тем не менее, судя по брошенному вами замечанию, очень даже касаются. Когда я понял, что вы ревнуете…
– Я?! Ревную?! Мой дорогой друг…