Рука в перчатке

– Нет. Гай привез с Запада кое-какие вещицы для моего музея. Если хотите взглянуть на амулет, он выставлен внизу.

– Премного благодарен. – Кремер, поджав губы, мрачно взирал на директора музея, затем через секунду неожиданно спросил: – Вы когда-нибудь видели человека со снятым скальпом?

– Нет, никогда, – покачал головой Байсе.

– Значит, вы не в курсе, трудно ли снять скальп с черепа?

– Вы меня спрашиваете, насколько это трудно сделать?

– Допустим.

– Тогда вы аховый детектив. Откуда я могу знать? В принципе мне известно, как это происходит. Интересовался у врача. Он сказал, что скальп легко снимается, если использовать острый нож. Ножом нужно вырезать круг, а потом дернуть, приложив определенное усилие. – Байсе откинулся на спинку кресла. – Мой друг Петерсон из Американского музея естественной истории рассказал, что вы, ребята, спрашивали о традициях снятия скальпа: какие племена снимают скальп целиком, какие – частично. И так далее и тому подобное. Впрочем, все это лишь антураж. Я имею в виду номер со снятием скальпа. Забудьте. Я понимаю ход ваших мыслей. Вильсон – индеец, Гай Кэрью – наполовину индеец, а значит, убив человека, они должны были снять с него скальп. Что ж, они вполне могли это сделать. Но так мог поступить любой другой, желавший навести на мысль, что это дело рук индейца.

– Ага, мне пришла в голову та же мысль.

– Не сомневаюсь. И еще одно. Я об обрывке нити байеты, которая была зажата в руке Вэла. Пару дней назад ко мне в музей приходил репортер, а вчера – один из ваших людей. Обычно люди не носят одежду из байеты. Однако любой, кто знал о байете, мог выдернуть нитки из индейского одеяла и, убив Вэла, вложить их ему в руку. В Лаки-Хиллз есть три одеяла из байеты. А в нашем музее таких восемь.

– Хм… Я об этом тоже подумал, хотя версия мне не слишком нравится.

– А почему нет?

– Ох… Не нравится и все. Но вернемся к трюку со скальпом. Я бы хотел задать еще несколько вопросов насчет…

Окружной прокурор Скиннер, восседавший за письменным столом в своем кабинете, смотрел с прищуром на мужчину на стуле напротив. Посетитель, седовласый, среднего роста, был элегантно и со вкусом одет; самым примечательным в нем казались его глаза: проницательные, бледные и холодные как лед.

Скиннер нарушил молчание и, аккуратно подбирая слова, вежливо произнес:

– Нет, Орлик. Я вовсе не утверждаю, что это неэтично. Я только хочу сказать, что несколько удивлен, как человек с вашей репутацией может предлагать мне подобную вещь. Вам прекрасно известно, что полиция никогда не позволит, чтобы ценную улику, особенно в деле об убийстве, осматривал любой желающий…

– Не захотел, – нетерпеливо отмахнулся посетитель. – Я понимаю, что не представляю обвиняемого, а потому не имею законного права требовать. Ведь у нас нет обвиняемого, поскольку вы пока не предъявили обвинения. Однако полиция задержала того индейца с целью выудить у него информацию и две недели допрашивала его в своем отделе в Уэстчестере. Разве нет? При всем при том у полиции была улика в виде обрывка нитки, однако сей факт решили скрыть. Вильсон по-прежнему мой клиент. Ему по-прежнему угрожает арест, и вам это прекрасно известно. Откуда мне знать, когда вам снова захочется взять его в оборот? Байсе и мистер Гай Кэрью также являются моими клиентами, а за ними установлено явное наблюдение. Должны ли они подчиниться и покорно терпеть подобные неудобства? Теперь, когда информация об обрывке нитки, обнаруженном в руке убитого, стала достоянием гласности…

– Мы не публиковали эту информацию.

– Тем хуже для вас. Вам следовало или опубликовать, или лучше охранять информацию. Вместо этого вы позволили ей просочиться самым пагубным для репутации уважаемых граждан образом. А теперь вы утверждаете, что, если вы разрешите квалифицированному эксперту с нашей стороны осмотреть обрывок нити, это помешает торжеству правосудия.

– Отнюдь. – Скиннер по-прежнему оставался крайне учтивым. – Я просто хочу сказать, что это совершенно необязательно. Нитку исследовали трое наших лучших экспертов. Они единодушно сошлись во мнении, что это подлинная байета.

– Что еще ни о чем не говорит.

– Почему?

– Потому что байета – очень широкий термин. Подобные одеяла ткались в течение двух столетий. Если взять два дошедших до наших дней образца, то пряжа в них будет различаться: иногда едва заметно, а иногда так, что все видно даже неспециалисту. Кстати сказать, тот факт, что найденная нитка оказалась байетой, еще ничего не значит. Допустим… исключительно в качестве гипотезы… что у меня имеется нить байеты, выдернутая из одного из одеял, хранящихся в Лаки-Хиллз или в национальном музее индейцев, и эксперт получил разрешение с помощью микроскопа провести сравнение моего образца с вашим. В таком случае он сможет с достаточной степенью надежности сообщить, происходят ли оба образца из одного источника.