– Никто не ждет, чтобы мужчина был святым, – в заключение произнес ты. – Но он и не должен быть неразборчивой свиньей, если надеется взять в жены приличную женщину.
– Мне нет нужды защищать Виктора от обвинения в неразборчивости, – медленно произнесла Джейн. – Не слишком ли сильно сказано? В любом случае это касается только его, так же как мое сомнительное прошлое касается только меня. Исходя из своих же нравственных стандартов, ты должен признать, что это очень благородно с его стороны – узаконить наши отношения после года совместной жизни в грехе. Я, конечно, отказывалась, но теперь, когда мы решили завести детей…
Ты уставился на Джейн круглыми глазами. Нет, это не твоя сестра, не твоя дорогая Джейн. Тебе хотелось наорать на нее, бросить в лицо оскорбительные слова, но внезапно ты почувствовал себя слабым, иссякшим и испуганным. Что ж, все кончено, вот так-то, сказал ты себе, оставшись стоять на узком тротуаре Фултон-стрит, когда сестра попрощалась с тобой у входа в ресторан и поспешила в сторону подземки.
Любой мужчина, который надеется получить что-то от женщины, – круглый дурак, а если он что-нибудь и получает, то по чистой случайности. И не важно, кто эта женщина, она всегда берет все, что хочет, и ей глубоко наплевать на тебя. Эрма наверняка с этим согласилась бы. По крайней мере, она честна с тобой. Быть может, только миссис Дэвис не задела твоих чувств. Она использовала тебя, а что предложила взамен? Сына. Сомнительная услуга. Он сожрал с десяток ужинов за твой счет, выставил тебя дураком с той идиотской скульптурой, хотя, возможно, и не специально, и потратил семь тысяч долларов из твоих денег, болтаясь по Парижу и Риму.
Люси. Люси не была женщиной, она была просто Люси. С ней все получилось бы точно так же. Или нет? Нет! Она была подобна капле дождя, которая не падает на землю, а наоборот, стремится ввысь, чтобы бесприютной скиталицей вечно плыть в атмосфере.
Однако наиболее дикий и непристойный пир духа еще в колледже устроила для тебя крошка Миллисент, когда в лучах ленивого полуденного солнца бесшумно сновала взад-вперед, собирая твои вещи из шкафа и комода и складывая их на стуле, а потом повернулась и направилась к тебе…
Покинутый, полный горечи, не знающий, за что зацепиться, ты отнюдь не удивился, что к тебе вернулась старая фантазия. Ты отдался этой фантазии на следующую ночь, после того как Джейн оставила тебя одиноко стоять у дверей ресторана, и впервые за долгое время вновь почувствовал на себе руки Миллисент.
Джейн была замужем почти год. Ты решил терпеть Виктора, но с сестрой виделся нерегулярно, поскольку чувствовал, что Маргарет и особенно Роуз тебя используют, и не собирался этому потакать. Джейн, пытавшаяся одновременно управиться и с ребенком, и с работой, была слишком занята, чтобы хоть что-то заметить.
В ту ночь ты сидел в элегантной спальне Эрмы, отчаянно гадая, что происходит. Она впервые устроила большой прием с ужином и танцами в доме на Риверсайд-драйв. Прием имел грандиозный успех. Ей всегда удавалось легко и непринужденно устраивать подобные вещи. Но почему она попросила тебя остаться, когда толпа гостей рассосалась?
Дверь гардеробной открылась, и в спальню вошла Эрма, свежая, очаровательная, без следа ночной усталости на лице, в нежно-желтом неглиже. Она погладила тебя по щеке:
– Мой бедный Билл, ты устал.
Ее слова тебя несколько обескуражили.
– Не слишком, – ответил ты.
– Я тоже, – сказала она. – Обними меня.
Ты прижал ее к себе, сперва чисто механически, как доверенное лицо, а затем, почувствовав возбуждение, уже по собственному желанию. То была странная ночь. Ты словно смотрел на себя с вершины горы, находясь слишком высоко, чтобы четко видеть…
Утром, как ни странно, она встала с постели вместе с тобой и настояла, чтобы ты позавтракал вместе с ней фруктами с кофе. И вот тогда, за завтраком, она объявила, что, по ее мнению, вам не мешало бы пожениться.