Руки Орлака

Жильберта печально пожала плечами: в подобный исход ей не очень-то верилось. Но, посмотрев Марею прямо в глаза, она прочла в них такое горячее участие, что не удержалась и протянула ему обе руки. Влюбленные отдались своему счастью, совершенно позабыв про тетушку, на губах которой играла деланая улыбка. Мадам де Праз внешне выказывала благосклонность этому любовному дуэту, однако же было понятно: он ей неприятен, – поэтому Марей нисколько не удивился, когда графиня, нарушив их идиллию, продолжила беседу о Люверси и гадюке.

– Моя дорогая девочка, – сказала она, придав лицу выражение доброты и участливости, – тебе придется пересилить себя и побороть свое предубеждение. Пора, давно пора. Вот уже более пяти лет эту змею никто не видел, следовательно она мертва. Лично я всегда полагала, что мы замуровали ее в одной из тех дыр, которые тщательно залили цементом. Опасность очевидно миновала, и, если бы ты положилась на это мое утверждение, мы, вместо того чтобы ездить в Довиль, как в прошлом году, или в Экс-ле-Бэн, как в позапрошлом, нынешним летом отправились бы в Люверси.

– Ну уж нет, тетушка, ни за что! – испуганно отмахнулась Жильберта. – Не желаю даже думать об этом.

– Мсье Марей, – попросила мадам де Праз, – убедите ее. К вам она прислушается. Люверси – восхитительное имение, подобного которому нет на всем белом свете!

– Это я и сама знаю, тетушка, – заметила мадемуазель Лаваль. – Но – что вы хотите? – я же умру там от страха!

Жан Марей и графиня смотрели на нее с одной и той же снисходительной и нежной улыбкой.

– Возможно, нам не следует ее торопить, – промолвил молодой человек.

«Ах, господи! – с досадой подумала мадам де Праз. – Эти двое всегда будут заодно!»

– Да и потом, как знать? – добавил Марей. – Как я уже говорил, Жильберта: вдруг кто-нибудь принесет вам ту злополучную змею живой или мертвой?

И, несмотря на присутствие Жильберты и ее тетушки, он предался мечтаниям, мысленно словно отдалившись от них и унесясь в те загадочные края, которые у нас принято называть воздушным именем «облака».

Впрочем, его мечтательность, похоже, не была лишена некоего смутного беспокойства, потому что складка на лбу выдавала легкую тревогу и напряженную работу мысли.

– Спуститесь с небес на грешную землю, – мягко попросила его Жильберта.

Лицо Жана Марея тотчас же просветлело, и он поспешил объясниться:

– Забавно, но меня гадюки никогда не пугали, скорее наоборот. Знаете, я довольно долго жил в Индии. Так вот, там ничто не интересовало меня так, как заклинатели змей. С несколькими из них я даже подружился и, должен вам признаться, сам немного научился их искусству. Я свистел в особую индусскую дудочку, заставляя рептилий неспешно танцевать. Между прочим, туземцы меня хвалили – уверяли, будто я достиг в этом ремесле больших успехов.

– Правда? – восхищенно воскликнула Жильберта. – Что ж, тогда ваше бесстрашие и моя трусость будут друг друга уравновешивать! Все к лучшему, не так ли? Но скажите, именно это вас так забеспокоило?

– Вовсе нет. Просто… я думал о змеях. На меня вдруг нахлынуло какое-то смутное старое воспоминание, потонувшее в тумане забвения. Но это сущий пустяк, не придавайте значения.

– Но выходит, – продолжала Жильберта, развивая тему своих страхов, – змей можно заставить танцевать?

– Да, под звуки свирели. Но почему бы нам пока не оставить змей в покое? Вас, наверное, уже утомила беседа на столь неприятную, хотя и увлекательную тему?

– Нет-нет! Давайте поговорим еще.

– Да вы просто играете со своими страхами, потому что знаете: здесь вам бояться нечего.

– Стало быть, они танцуют?

– Приподнимают туловище и покачиваются в такт музыке. Становятся послушными: если их подозвать, они к тебе приблизятся.

– Ох! То есть кто-нибудь, находившийся снаружи, не в самой спальне, мог подозвать к себе вползшую туда гадюку!

Девушка выглядела настолько взволнованной, что Марей даже побледнел немного.

– Чушь! Такое просто невозможно! – фыркнула мадам де Праз.

– Ну почему же? – заметил Жан Марей. – В этом нет ничего невероятного. В любом случае, как вы и сами, Жильберта, видите, нам лучше бы переключиться со змей и заклинателей на что-нибудь другое.

Но мадемуазель Лаваль тоже о чем-то, в свою очередь, задумалась; лицо ее исказилось. Наконец она произнесла, озвучивая свою мысль:

– Нет. Я бы услышала в ту ночь звуки дудочки. А я ничего не слышала – совсем ничего! Нет, это невозможно. Да и кто бы мог желать смерти матушки?.. Я ничего не слышала, ничьих следов мы нигде не нашли.

– Вот это как раз таки еще ничего не значит, – возразила мадам де Праз, – ибо, если ты не забыла, эспланады в Люверси вымощены камнем. Вокруг замка, мсье, нет ни гравия, ни песка, потому-то мы и не обнаружили ни отпечатков ног, ни – что мне представляется гораздо более значимым – следов змеи.

– Почему вы говорите «гораздо более значимым», тетушка?