– У меня его нет, – последовал ответ, – да никогда и не было. Я – сыщик-любитель, работаю сам на себя. Просто это дело представляет для меня огромный интерес.
– Ну и ну! – взорвался Лефевр. – Вот так история! Да кто вообще вы такой? Сейчас же выкладывайте, иначе я сам пойду в полицию!
Гость ничуть не смутился. Он продолжал с силой сжимать обеими руками виски.
– Ваше имя! Ваши бумаги! – настойчиво требовал лавочник.
Встряхнувшись, «сыщик» вытащил из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник:
– Бумаги? Вот, держите!
И он протянул супругам Лефевр две банкноты достоинством в пятьсот франков каждая.
Мари охнула и присела в глубоком реверансе; лавочник удовлетворенно хмыкнул, и по его физиономии растеклась приторная улыбка.
– Что вам подать? – угодливо спросил он. – Может, белого вина?
– Ничего не надо, благодарю вас.
Задумчивый взгляд гостя, свидетельствовавший об изнурительной работе мысли, прошелся по всему помещению и внезапно остановился на одном из участков стены, где висел на гвозде довольно любопытного вида старинный ключ.
Чтобы получше разглядеть этот пробудивший в нем любопытство предмет, «сыщик» даже поднялся со стула.
– Ключ от погреба, – пробурчал Лефевр.
– Настоящий раритет! – восхищенно произнес гость. – Семнадцатый век. Эпоха Людовика Тринадцатого.
– Так мсье – знаток древностей? – учтиво осведомилась Мари, то и дело переводя взгляд на банкноты, которые сжимала в руке. – Если мсье так нравится этот ключ, то мы без него обойдемся – закажем новый.
– Может, когда-нибудь я у вас его и куплю… – пробормотал гость.
Но то ли потому, что он никак не мог отделаться от терзавших его мыслей, то ли по какой-то другой причине он произнес эти слова таким странным и загадочным тоном, что супруги Лефевр не посмели настаивать.
– Эта драма в Люверси, – добавил он напоследок, – представляет собой столь мудреную загадку, что, похоже, мне придется отказаться от попыток пролить на нее свет.
– Какое у вас опасное ремесло! – воскликнула Мари. – Господи! Вот я бы ни за что не смогла заниматься подобным делом!
– Да, мадам, весьма опасное. Временами меня окутывает такой мрак, что хочется все бросить.
– Но чего бояться-то? – с кисло-сладкой миной заметил Лефевр. – Змея-то давно сдохла.
– Верно, – согласился посетитель. – Но ведь убийца-то, который ее использовал, все еще жив, полагаю, и мне страшно даже подумать, кто это может быть.
Машинально он повторил:
– Да, страшно, очень страшно». – Затем, встряхнувшись, наконец вышел из состояния оцепенения, поблагодарил Лефевров и неспешным шагом направился к двери.
– Так ключ, значит, вам не нужен? Или все же сохранить его для вас?
«Сыщик» обернулся на эти слова Мари Лефевр, немного поколебался, а затем сказал:
– Да нет, не стоит. Оставьте себе… Я не покупаю ключей, мадам.
И он удалился.
На вокзале он сел на ближайший парижский поезд, но вышел в Мо, где довольно далеко от станции его ждал новехонький, с откидывающимся верхом, «роллс-ройс».
Глава 12
Татуировка Жана Марея
Лионель де Праз явился к Жану Марею буквально через несколько минут после возвращения покрытого белой дорожной пылью кабриолета, но явился без малейшей задней мысли. Отныне Марей если и интересовал его, то исключительно как Фредди Уж, – иными словами, ему нужно было ждать
Впустивший графа лакей сообщил, что мсье Марей только что приехал на автомобиле и сейчас переодевается.
– Доложите ему обо мне, – попросил Лионель.
Гостя провели в изысканного вида библиотеку, окна которой выходили во двор, где шофер тщательно, не жалея воды, мыл кабриолет.
Жан Марей появился в свободном домашнем костюме, перетянутом поясом на стройной талии.
– Не стоило так спешить, – извинился граф. – Я спокойно дождался бы, пока вы будете совершенно готовы.
– Что нового? – спросил Марей, обменявшись с ним крепким рукопожатием.
– Да совсем ничего. Просто проходил мимо вашего дома, вот и решил зайти и забрать вас с собой. Вы ведь помните, что у нас сегодня, с пяти до восьми, будет весьма оживленно? Five-o-clock[123]
, музыка и тому подобное.– Разумеется, помню, и если вас не затруднит подождать еще минут этак пятнадцать…
– Пожалуйста, дорогой друг, никаких проблем.
– Дело в том, что я только что вернулся из Мо.
– Копались в архивах, полагаю? Как ваша работа над книгой? Продвигается?
– Понемногу.
Лионель тотчас же заметил, что Марей, по обыкновению, рассеян, то есть ему трудно сосредоточиться на чем-то определенном. С тех пор как граф начал штудировать статьи психиатров о переменном сознании, он убедил себя, что причина задумчивости Жана Марея заключается в смутной мучительной тревоге, которую аристократу причиняет его другая, ночная личность. Присутствуй Лионель в лавке Лефевров во время их беседы с «сыщиком», он еще больше утвердился бы в этом своем мнении.
– Невесело? – спросил он. – Кошки скребут на душе?
– У кого не бывает забот?
– Стало быть, вы не нашли там то, что искали?