Руки Орлака

На всех этих газетах стояли одни и те же даты – 17 и 18 декабря. В них приводился подробный рассказ о монжеронской катастрофе, произошедшей в ночь с 16-го на 17-е число.

Словом, в ящике имелся лишь один подозрительный предмет: печать с цифрой 7.

Числа «десять» и «семь» определенно что-то в этой тайне значили.

Число семь – с древних времен наделялось символическим смыслом, но Розина знала о нем лишь это и не видела, на что оно могло указывать в этом деле.

К тому же ее мысли постоянно перескакивали с одного на другое. С момента обнаружения книг она пребывала во власти страха. Она уже не сомневалась, что Стефен находится в конце некоего медленного процесса, который мало-помалу подталкивает его к совершению какого-то преступления. Над этим трудилась неизвестная оккультная сила. Он был уже готов подчиниться воле своего преследователя и намеревался пролить ту кровь, которую ему приказывали пролить ДЕСЯТЬ «инфракрасных» бандитов. Он собирался убить!

Но кого?

Самого себя, не так ли?

В силу своей доброты и порядочности он не мог причинить вреда кому-то другому. Но он был не в силах ослушаться таинственных указаний, и потому кровь, которую он прольет, будет его собственной кровью! Розине и не нужно было других тому доказательств, помимо слез, которые она видела в глазах мужа после того, как он с такой ужасающей ловкостью метал в дверь ножи.

Однако же…

Однако же несчастный становился лунатиком! Он вставал ночью, еще спящий, ходил и действовал, движимый некой таинственной силой. И в эти часы беспамятства, когда душа его спала в пробудившемся теле, на что было способно тело? Выйдя из-под контроля сознания, не могло ли оно совершить преступления, отвечать за которые пришлось бы Стефену?

Присутствие Розины его, похоже, постоянно пугало… Он пытался не спать, когда она была рядом… Но только ли потому, что боялся заговорить во сне?.. Ах! Если Стефен чувствует, что уступит этому чудовищному искушению, то можно не сомневаться, что он покончит с собой! Когда-нибудь, вскоре, может даже вот-вот, она обнаружит его лежащим на полу с торчащим из сердца ножом – одним из этих пяти!..

– Закройте все это, – сказала она Режине. – Тут ничего нет… Все в порядке, спасибо. Закрывайте сейчас же. А мне нужно выйти.

Перед глазами у нее уже стоял Спектрофелес, тащивший Стефена в преисподнюю. Все ее существо кричало: «Ко мне! Помогите!»

И в своем горе она решила обратиться к старому советчику – человеку, который любил ее и всегда поддерживал.

Она опрометью сбежала по лестнице.

Две трещины в парадной двери подъезда поведали ей, как именно Стефен, возвращаясь ночью из «Пурпурного концерта», обнаружил четвертый и пятый ножи. Вид этих трещин заставил ее побежать еще быстрее.

К господину де Крошану она постучалась с такой силой, словно за ней гнался сам дьявол.

Старый дворянин, к счастью, был у себя. Он одевался и открыл дверь в пижаме, с бритвой в руке. Правая щека была в пене на вид столь аппетитной, что ее можно было принять за крем.

– Минутку! Извольте сесть, – сказал он, указывая на диван, покрытый медвежьей шкурой. – Вы ведь позволите мне закончить бритье?

Как можно было отказать ему в этом? То была одна из тех нелепых задержек, над которыми не властно ничто, кроме времени. Даже сам Людовик XIV, вероятно, подождал бы[66], пока мсье де Крошан закончит бриться.

Розина, уже едва державшаяся на ногах от усталости, послушно села среди подушек.

Из глубины своей туалетной комнаты шевалье заговорил, стараясь не растягивать губы – явно из опасения оставить порез:

– Я уже одевался, чтобы пойти к вам… поговорить с вами о нашем вчерашнем сеансе…

– Молчите, – сказала ему Розина, – а то порежетесь.

Она смотрела на Оскара, манекена, стоявшего у двери и по-прежнему облаченного в белый костюм. Она понимала уловку спирита, но, несмотря на всю свою рассудительность, была так возбуждена, что отвела глаза: симулякр больше, чем когда-либо, походил на демона Стефена.

И тут она случайно взглянула на картину, стоявшую слева от нее, на подставке, в углу мастерской.

Это был портрет некоего раджи в роскошном наряде. Но вместе с тем это был и неоспоримый портрет Спектрофелеса, с его мефистофелевской ухмылкой, перстнями с аметистами и изумрудно-зелеными глазами, словно гипнотизировавшими Розину…

На сей раз молодая женщина отреагировала и, вся дрожа от беспокойного любопытства, подошла к портрету, чтобы бесстрашно посмотреть изображенному на нем типу прямо в лицо.

О чудо! Человек, сверлящий ее взглядом, по-прежнему был Спектрофелесом, но уже не раджой! Раджу сменил в раме джентльмен восточной наружности. Его элегантный костюм был безупречно-белым. Принимая вызов своей противницы, портрет-гипнотизер только что отбросил свое роскошное облачение и предстал под уже хорошо знакомой личиной. Перед Розиной был монжеронский призрак!

Все новые и новые переживания, острая боль в пораненной руке, постоянная тревога, необычное место, этот скелет, этот манекен, этот призрак… Какая бы женщина все это выдержала?