Руки Орлака

– Я должен сказать вам, – заметил Стефен, – что мсье де Крошан уже пытался приобщить меня к оккультизму. Должно быть, он признал, что обе его попытки провалились. Отсюда и его разочарованное заключение: «Одно отрицание плюс еще одно отрицание дают два отрицания!»

– Из манекена не доносилось никаких ударов? – спросил комиссар.

– Нет. Мсье Крошан не счел уместным применять в отношении меня эту систему.

– Хо! Вы ведь знаете, Пенги, – промолвил судья, – откуда этот стук? Стучат пальцем ноги, обутой в туфлю, – читал об этом.

– Да, я знаю, мсье. Мой друг Куэнтр рассказывал мне немало историй о медиумах и их приемах.

– Куэнтр! – воскликнул судья. – Инспектор Куэнтр! Но, черт возьми, именно он-то нам и нужен! О спиритах и о том, что с ними связано, он знает практически все! Вы вспомнили о нем весьма кстати, Пенги! Сейчас же пошлите кого-нибудь за ним!

Буйяр выступил на два шага вперед и застыл, держа руки по швам:

– Инспектор Куэнтр сейчас в Италии по тому делу дипломатической почты, господин судья, и вернется только через две недели.

– Ах, черт подери! Проклятье! Нужно будет поручить расследование ему! Это всё медиумы, Пенги, вот увидите!..

Доктор жестом привлек внимание судьи к себе.

– Осмотр тела ничего не дал, – сказал он. – Мое заключение остается прежним: безусловное удушение.

Держа большие пальцы рук в проймах жилета, мсье Буркрен похлопывал себя остальными восемью по объемистому животу, выставляя его тем самым на всеобщее обозрение.

– Что ж! Теперь приступайте к аутопсии убийцы!

Он добился желаемого эффекта: под несколькими усами пробежала – и тут же была подавлена – улыбка. Началась разделка манекена на части.

Я, которому уже довелось держать его на руках, был уверен, что он состоит лишь из воздуха и пакли. Тем не менее я и сам, вероятно, не смог бы в точности передать, какие мысли крутились у меня в голове, когда Рамю уложил Оскара на стол и вспорол ему бок при помощи карманного ножа, в данном случае выступившего в качестве скальпеля.

Мое воображение бродило в полях воспоминаний. Выдумка и реальность делили мир моих ощущений между собой, и, не упуская из виду ничего из этого невероятного препарирования, я был жертвой некоего мнемонического миража. На балконе моих грёз, облокотившись на перила, стояла Галатея. Андроид Адали[78] пересекала сад, по которому бродил, размахивая длинными руками, Коппелиус[79]. Вокансон[80] показывал их обоих Мельцелю[81]. Чуть далее, нежно обнимая друг друга за талию, шли Венера Илльская[82] и статуя Командора. Их тяжелые ступни сотрясали землю моей памяти, а в ушах у меня звенело от самого причудливого скерцо «Петрушки»[83].

Лишившийся своего чудесного белого костюма, Оскар теперь представлял собой лишь огромную примитивную куклу. Его картонная голова, продавленная ударами тростью, внутри оказалась совершенно пустой. Его тело, которое было обтянуто трико из аккуратно сшитой серой холстины, состояло из легкого каркаса, набитого пенькой. Скрепленные штифтами сочленения приходили в движение без помощи какого-либо механизма. Ладони, когда их сняли, превратились в обычные куски дерева. Тут не было ничего от доспехов, в которых мог бы спрятаться какой-нибудь зловредный Эвирадн[84], так как конечности не были полыми, а в грудной клетке не смог бы расположиться даже карлик. Тут не было ничего и автоматического, так как в полости торса или в толще набивки не нашлось никаких механизмов. Ни проводов, ни крюков, ни каких-то следов трюкачества – просто манекен, ничего более. Даже не марионетка.

Итак, роль Оскара, внезапно пробудившаяся в нем, по всей видимости, жизнь объяснялись лишь гипотезой мсье Эдуара Орлака – гипотезой, которую, скажем, я принять был абсолютно не готов. Я и в мыслях не мог допустить, что какая-то беспокойная душа сумела проникнуть в эту экстравагантную голову и оттуда управлять, пусть и всего лишь несколько мгновений, этим пассивным статистом, этим аксессуаром художника. Я вряд ли смог бы сказать, какое решение смогло бы примирить в нас жажду истины и любовь к необычному, но я чувствовал, что нужно отказаться от его поисков. Результаты «вскрытия», несомненно, никого не удивляли; однако же в воздухе витало разочарование. Все мы питали уж и не знаю какую сокровенную надежду и потому не без грусти смотрели теперь на то, как улетучивается вера в некое чудо.

Кому-то пришла в голову мысль подобрать Гийома, скелет, в надежде, что, быть может, он оправдает наши тайные ожидания. Но этому жалкому каркасу никак нельзя было вменить в вину убийство его владельца: его тонкие пальцы не подходили к следам удушения.

Тогда мсье Буркрен и сотрудники полиции приступили к долгому и тщательному обыску. Содержимое мастерской, стены и выходы – ими было обследовано буквально всё.

Напрасный труд. Ни следов взлома, ни улик, ни чего-либо подозрительного они не нашли.