Как ни мало шансов было у Стефена на успех, он все же решил попросить у отца необходимые ему десять тысяч франков. Розина приободряла мужа, заявляя, что, сделав подобную попытку, он все равно ничего не потеряет; и даже Режина, решительно возведенная в ранг наперсницы, поощряла эту затею.
В таких вот обстоятельствах в восемь часов вечера 30 августа Стефен вышел из дому и направился на улицу Асса в тот момент, когда, приглашенный комиссаром Пенги, я входил в кабинет последнего, чтобы поговорить там с ним и инспектором Куэнтром об убийстве мсье де Крошана.
Стефен до последнего откладывал свой демарш. В случае отказа у него оставались всего сутки на то, чтобы как-то выкрутиться.
Его консьержка дышала свежим воздухом на пороге. Хотя уже почти стемнело, она отметила его отсутствующий и огорченный вид. В ответ он попытался преодолеть свою слабость.
Когда он подошел к отцовскому дому, эта слабость рассеялась, сменившись удивлением, к которому примешивалось некоторое беспокойство.
Дело в том, что дверь небольшого особнячка была приоткрыта, и подобная небрежность, столь противоречащая местным обычаям, тотчас же показалась ему дурным знаком.
Он позвонил. Но никто не явился, и позвякивание колокольчика не вызвало отзвуков в передней.
Отступив от двери на несколько шагов, он увидел при свете уличного фонаря лишь темные окна, причем окна первого этажа были закрыты решетчатыми ставнями.
Он вернулся на порог и снаружи, сложив ладони у рта рупором, робко позвал:
– Эрманс!.. Крепен!.. Папа!..
Из дома не доносилось ни звука; он казался опустевшим.
Тогда Стефен вошел, напрягшись от волнения.
Расположенная справа дверь гостиной была, как и парадная, приоткрыта. За ней царил мрак. Он толкнул дверь от себя.
– Есть кто-нибудь? – громко вопросил он, пытаясь прочистить горло и придать голосу твердость. – Эй, есть кто?..
Стефен нащупал выключатель.
Свет не зажегся – не было электричества.
Тогда, чувствуя, что нужно действовать, что время уходит, что, быть может, от его хладнокровия и быстроты зависит чья-то жизнь, он двинулся во тьму, к окну, которое, как он знал, находилось справа.
Стефен продвигался небольшими шажками, вытянув перед собой расставленные руки, широко открыв глаза…
Он на что-то наткнулся, однако же это точно был не табурет. Наклонился. Это оказался опрокинутый стул. Поставив его на ножки, он все так же, с вытянутыми руками, продолжил свой путь, словно слепец.
Остановился, слегка задев бедром другой стул. Нащупал вертящийся столик, но с ужасом понял, что тот какой-то липкий. Резко оттолкнув столик от себя, он потерял голову и, весь дрожа, стремглав бросился к окну – точнее, туда, где оно, по его представлению, должно было находиться.
До окна он добрался только после того, как ударился о кресло с такой силой, какую мог ему придать один лишь страх.
Наконец его трясущиеся руки ухватили занавеску. Скрипнула задвижка рамы, открылось окно, стукнули ставни, и в комнату проник слабый свет уличного газового фонаря.
Мсье Эдуар Орлак сидел в кресле у камина, с полузакрытыми глазами, белым лицом и черным ртом. Его светлый жилет был запачкан кровью; из груди, посреди пластрона рубашки, торчал нож.
Смерть бывшего нотариуса не вызывала ни малейших сомнений. Тем не менее в упрек Стефену можно было бы поставить то, что он ничего не сделал, чтобы в ней убедиться. Увиденное едва не свело его с ума. Он скорее бы покончил с собой, чем еще на секунду остался один на один со своим заколотым отцом, а тем более дотронулся до него. Им владела одна мысль: сию же минуту, не мешкая, сообщить о случившемся в полицию, словно от этого демарша могло зависеть спасение его души. И он, даже не подумав упрекнуть в таком же малодушии Крепена, умчался с места преступления так быстро, как только мог.
Стенные часы показывали четверть девятого, когда он ворвался в кабинет господина Пенги.
Мы – комиссар, инспектор Куэнтр и я – спокойно беседовали. Подскочив к нам, этот до смерти перепуганный, запыхавшийся, невысокий хромой мужчина лишь нечленораздельно мычал, не в состоянии объясниться.
Он зна́ком предложил нам последовать за ним. Куэнтр хотел остаться, но я сказал ему, что это – мсье Стефен Орлак, выступающий свидетелем в деле Крошана.
– Мой отец… только что был… убит!.. – пролепетал наконец Стефен.
Комиссар выругался.
– Вот вам и новая закавыка и осложнение, – пробормотал Куэнтр.
– Я оставил все как было, – заявил Стефен. – Пойдемте, прошу вас… В доме ни души…
– Вымойте руки, – посоветовал инспектор, – они у вас все в крови.
Орлак посмотрел на свои окровавленные руки с безумным видом.
Мы были поражены охватившим его ужасом, и мои спутники обменялись взглядами, которые вызвали у меня определенное беспокойство.
Глава 8
Куэнтр действует