Руки, полные пепла

Губы Софи почти касались его собственных, но Гадес не торопился целовать ее. Ему нравилась их игра, нравилась такая Софи. И он видел, что ее глаза не карего цвета, как могло показаться, а темно-красного, цвета запекшейся крови.

– Называй меня Персефоной.

Он утробно зарычал, наконец-то не выдерживая, единым плавным движением уложил Персефону на траву, краем уха слыша, как звякают то ли блюдца, то ли еще что.

Гадес развел ее руки, впечатал запястья своими ладонями в землю.

Сеф смотрела на него, дышала, приоткрыв рот, но не думала сопротивляться, и глаза ее блестели, как и много веков подряд. Ее растрепавшиеся волосы пахли луговыми цветами. Ее губы на вкус были будто гречишный мед, пряные, чуть терпковатые, горьковатые в обрамлении сладости.

Гадес ощущал ее тело. И больше всего хотел сейчас сорвать дурацкое платье – сорвать, как дикий зверь, не разбираясь, как устроены все эти завязки. Овладеть ею прямо здесь, в Подземном мире, чтобы среди асфоделей слились не только их тела, но и сущности.

Но Гадес отстранился, сел рядом, тяжело дыша. Начал поправлять сбитые миски. Хрипло сказал:

– Ты всегда сводила меня с ума. С первого дня, когда я увидел тебя.

Он говорил не о том вечере у клуба, когда рядом с ним стояла Софи, а о том дне тысячи лет назад, когда впервые увидел Персефону.

– Но я никогда не брал тебя силой.

В глубине души Аид хотел, чтобы сейчас Персефона снова прильнула к нему, сказала, что сама хочет этого. Но она еще оставалась смертной Софи и смущенно опустила голову.

– Я… Может, если бы я помнила, все было бы иначе. Но я не помню. И… я никогда не была с мужчиной.

Она явно смущалась и хорошо, если не краснела. Аид удивленно приподнял бровь.

– Никогда?

– Ну, был один парень…

И в этот момент Аиду захотелось вырвать глотку безымянного мальчишки. Вырвать голыми руками, смотря, как тот захлебывается кровью.

– Мы попробовали, но было больно и неприятно. А с остальными никогда не хотелось заходить так далеко.

Аид отстраненно кивнул, хотя сам не знал, с чем соглашался. Но он определенно не хотел торопить Софи.

Особенно после того, как она попросила называть ее Персефоной.

В квартиру Сета они вернулись только вечером. Сеф пошла принять душ, а Гадес направился в гостиную – Анубис и Сет о чем-то отчаянно спорили и замолчали, как только он вошел.

– Даже не знаю, я вовремя или наоборот? – протянул Гадес, заслужив негодующие взгляды от обоих.

– Этот идиот не понимает, что сейчас опасно напиваться и привлекать внимание, – с раздражением сказал Сет.

Анубис плюхнулся в одно из кресел и махнул рукой:

– А сам при этом хватаешь кинжалы голыми руками, даже не подумав.

– Но с силой Осириса явно стало получше, – осторожно сказал Гадес.

Вскоре Нефтида принесла чай, а Амон выполз из комнаты, укутанный в плед и рассказывающий, как ему плохо и что пить он больше никогда не будет. Плед отнял Сет, который в последнее время постоянно мерз, а скоро пришла и Софи. Она устроилась рядом с Гадесом, и тот весь вечер ощущал тепло ее тела и тонкий аромат цветов.

Анубис улегся на диван и рассказывал о царстве мертвых Осириса, а потом оживившийся после чая Нефтиды Амон долго и с чувством передавал сплетни о богах. Пока Анубис не уснул на диване – Сет укрыл его все тем же пледом.

– Я хочу поговорить с Гекатой, – негромко сказала Сеф Гадесу.

Он только кивнул. Его вовсе не удивила необыкновенная настойчивость и решительность, сквозившие в ее голосе.

– Хорошо. Завтра.

19

Они пьют чай в Подземном мире, и Геката необыкновенно тиха и задумчива. Маленькой серебряной ложечкой она мешает темную жидкость, настоянную на водах Стикса. Серебро бьется о фарфоровые стенки.

Глаза Гекаты такие же темные, как воды Стикса. Как беззвездная ночь, напоенная мраком.

– Что случилось? – осторожно спрашивает Персефона. Она знает: когда сестра задумчива, это не к добру.

Геката улыбается. Это могло бы выглядеть непринужденно, но только не сейчас.

– Все хорошо, – говорит Геката. – Просто есть у меня одна мысль. Даже не одна.

Она внимательно смотрит на Персефону, как будто хочет разглядеть что-то новое в ее лице.

– Разве ты бы не хотела, чтобы все было, как в первый раз? Первое свидание… первый секс? Без боли, без памяти о смертях. Как будто в первый раз.

– Возможно, – осторожно отвечает Персефона.