Закончить со Змеем, коснуться губами плеча в легком поцелуе. Повернуться к Кабуто, так же размеренно и методично растереть мочалкой и его. Прислониться к бортику, прикрывая глаза.
Кабуто выпутался из верёвки, прижался к нему, ища новую, более надёжную и крепкую опору. Орочимару же перехватил мочалку.
— Кабуто, — позвал Змей.
— Да, Орочимару-сама?
— Тебе лучше восстановиться побыстрее. Саске выразил желание воспользоваться техникой обращения времени. И хочет, чтобы именно ты задавал вопросы.
— Хорошо, Орочимару-сама. Я постараюсь, — серьёзно кивнул Якуши.
— Спасибо, — Саске обнял его за плечи. — У меня мало людей, которым я мог бы довериться.
Кабуто явственно покраснел.
— Ну… пожалуй, я — не лучшая кандидатура для доверия…
— Это решать мне, разве нет? — улыбнулся уголками губ Учиха.
— Да… тебе… — Кабуто прижался, погладил по щеке пальцем и заворожено заглянул в глаза.
Саске повернул голову, коснулся пальцев губами. Улыбнулся.
— Завтра, хорошо? Когда мы все отдохнем.
— Конечно.
— Саске сделал Кабуто хорошо, — поддразнил Орочимару, прижимаясь со спины. — Саске погладил Кабуто душу…
— Дождетесь, сенсей, найду, как вам погладить, — хмыкнул Учиха, откидывая голову ему на плечо.
Очень хотелось даже не секса — просто тепла и объятий.
Просто почувствовать, что он больше не один.
***
К операции по вскрытию воспоминаний Орочимару приготовился ответственно. Во-первых, комната без мебели с мягким татами на полу. Во-вторых, просьба всех участников оставить все острые предметы за дверью. Обычное применение техники таких предосторожностей не требует — идёт работа с недавними воспоминаниями, это раз, и идёт работа с не особо травматичными воспоминаниями, это два. Одно дело показать, как ты провалил вчера миссию, и совсем другое — как десять лет назад твой брат вырезал весь клан. Открывать дверь в подсознание всегда опасно, мало ли что оттуда вылезет.
И успокоительным отваром напоить Саске не помешает.
Все трое уселись на татами. Точнее, Кабуто и Саске сели друг напротив друга, а Орочимару разлёгся рядом. Сидеть Змей, что логично, не любил.
— Начнём?
Учиха коротко кивнул и расслабленно опустил плечи. Для того, чтобы техника сработала, нужно было согласие того, на ком ее использовали. И почему-то не было сомнения, что вреда ему не причинят. Не потому, что ценный экземпляр. Просто… потому что не станут.
— Техника обратного гипноза, — объявил Орочимару, сложив печати.
Пошли волны специфичной чакры, и плечи Учихи опустились. К слову, всё это безобразие было возможно лишь потому, что Итачи вчера тоже упахался и до сих пор лежал, обнимая своего льва. А Змей просто не стал его будить и докладывать, только дверь поплотнее прикрыл.
— Саске, ты слышишь меня? — спросил Кабуто.
— Да.
— Вдох, выдох… Время. Какое оно?
Учиха не спешил отвечать, хотя полуприкрытые глаза и отстраненный взгляд свидетельствовали, что техника подействовала. Секунда, семь, десять…
— Я… не могу ответить на этот вопрос.
— Как ты воспринимаешь время? — Кабуто досадливо поморщился. Слишком размытая формулировка. Он видел применение этой техники, даже сам попадал под её действие, но никогда не вёл. А ведь для вызова воспоминаний такой давности время нужно отмотать очень сильно.
— Оно… разного цвета, — ответил Саске после паузы. — Серое, когда тянется, легкое, когда хорошо.
— А когда плохо?
— Плохо? — снова пауза. — Темное. Алое…
Алая пелена бешенства. Густо-багровая — бессилия. Пульсирующий, бледно-красный цвет — страх.
— Найди самое тёмное. Что это?
— Ночь… красная луна. Смерть… много смертей, — голос был все таким же отстраненным.
— Это воспоминание… оно монолитное или слоистое?
— Оно… разное, — неуверенно. — Его… три?
— Это хорошо, это нормально, — Кабуто кинул взгляд на Орочимару. Теория о подмене воспоминаний подтверждается. — Не смотри пока в глубине, просто ответь — они разные по цвету?
— Да.
— Какого цвета каждый?
— Алый с бледно-красным. Алый с багровым. Алый с грязно-черным.
— Что означает бледно-красный?
— Страх, — размеренное дыхание, не дрогнувший голос.
— Что означает багровый?
— Обида… предательство.
— Что означает грязно-чёрный?
— Ненависть, — дыхание Саске утратило свою размеренность.
— Какая из версий видна тебе обычно?
— Черно-алое.
— Какая из версий начальная?
Пауза. Несмотря на помощь техники, основой для ответов служил разум и воспоминания самого Саске, и он не мог сказать то, о чем не знал.
— Бледно-красная? Или багровая? Они почти одновременны.
— Посмотри бледно-красное воспоминание. Что там?
— Ночь. Я задержался на тренировке и опаздываю на ужин. В квартале темно… слишком темно, почему нигде не горит свет? И тихо… где все? Странный запах, — Саске говорил не слишком уверено, будто нащупывая слова вслепую.
— Опиши этот запах.
— Железистый… запах знакомый. Очень сильный. Он лезет в нос. Это… кровь.
— Хорошо… что было дальше, Саске?
— Я вижу что-то странное на улице. Темное, большое… Подхожу… Это… Уручи-ба-сан и Теяки-оджи-сан. Почему они лежат на улице? Им плохо? Почему рядом с ними кровь? Мне… страшно. Нет, дома! То-сан! Ка-сан!
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное