Руки (СИ)

Кабуто поёжился. Саске всегда был достаточно скуп на выражения эмоций, но они всё равно вылезали из него через жесты, взгляды, неповторимый поворот головы. А тут такое резкое волнение…

— Что случилось дальше?

— Дома… тоже темно. Тихо. Зову… никто не отвечает! В зале… Мама! Папа! И… кто-то еще. Он… в тени. Я не вижу его лица, — голос дрогнул. — Мне… страшно. Очень. Никого… что случилось? Почему все мертвы? Мама… родители не могут быть мертвы! Мама! Папа!

Кабуто закусил губу. Он был ирьёнином, медиком и умел причинять боль ради блага… Но не зря же все дружно рекомендуют не лечить дорогих людей. А уж эта вера в несокрушимость родителей и вовсе всколыхнула что-то уже в его воспоминаниях. Несокрушимость, непогрешимость, безошибочность. Ха.

— Дальше.

— Человек… он поворачивает голову. Луна на лицо… Итачи! — в голосе прозвучала искренняя радость. — Нии-сан… все будет хорошо!

Лицо Саске давно утратило бесстрастность, мышцы подергивались, глазные яблоки метались под опущенными веками.

— Нии-сан… Он не подходит. У него в руках меч… в крови… он настиг того, кто все это устроил? Он победил!

Кабуто не удержался, придвинулся вперёд и взял его руки в свои. Пусть это могло нарушить целостность техники, как бы выдернуть его в реальность, но Саске всё равно слишком сильно погрузился.

— Что сделал Итачи?

— Он… метнул сюрикен. Совсем рядом с лицом… меня задело, — голос дрогнул от шока. Учиха переживал все снова.

Не так, как в Тсукуеми Итачи. Тогда его мучило отвращение к себе из-за собственной слабости, ненависть к убийце.

Он забыл, каким сильным был шок от превращения заботливого брата в безжалостное чудовище.

Забыл, насколько это было страшно.

— Итачи… говорит, что это он убил родителей. Убил всех. Говорит бежать… я слишком слаб, чтобы быть достойной жертвой. Его глаза… они странные. Я уже видел этот узор — когда говорили о смерти Шисуи… Он смотрит… я вижу, как Итачи убивает всех… никто не может ему сопротивляться…

— Видишь? В смысле, видишь? Гендзюцу?

— Я не знаю… Все в алом… луна тоже алая… и все будто залито кровью… нет, не надо, пожалуйста…

— Хорошо. Иди на мой голос. Слышишь? Здесь настоящее. Тёплое, спокойное, немного безумное. Выныривай.

— Идти? — растерянность. Слишком глубоким вышло погружение, слишком сложно вспомнить, что уже не ребенок.

— Да. Обернись. Видишь, красная дверь? У вас в доме никогда такой не было. Странно, да? Надо посмотреть, что там.

— Мне страшно. Кто ты?

— Друг.

— Саске, — вдруг позвал Орочимару. — Иди сюда. Иди на голос.

— Но… все мертвы. Вы призраки?

— Нет. Мы живы. Мы пришли, чтобы помочь тебе.

Саске шмыгнул носом. Мышцы напрягались и опадали, и вообще, это уже мало походило на классическую технику обратного гипноза.

— Я… не вижу вас. Где вы?

— Здесь, — проговорил Орочимару, положив руку ему на плечо. — На тебе какая-то техника, мешающая видеть. Просто пойди на голос, Саске.

Тишина. Чуть расслабившиеся под ладонью мышцы.

— Темно. Луна… пропала?

— Сейчас утро, Саске… — мягким шёпотом, щекочущим ухо. — Не дай себя запутать. Кроме зрения, у человека есть и другие органы чувств… если об этом известно Учихе. Вот, твоя рука, вот сюда, — Змей положил его ладонь на татами. — Что ты чувствуешь?

— Тепло… сухо. Нет крови, — голос стал спокойнее.

— Правильно, — согласился Змей, потихоньку убавляя приток чакры к технике. Если оборвать её до того, как Саске придёт в себя, есть шанс получить вместо знакомого засранца-Учихи малявку, только что пережившую такие события. Это может быть забавно, конечно, но не надо настолько издеваться над людьми. — Здесь, где ты сейчас находишься, тепло, сухо и безопасно. А то, что ты видишь — лишь воспоминания. Но… ты всё посмотрел? Может, что-то упущено? Что-то притягивает твой взгляд, а ты не хочешь смотреть?

— Я… выбежал на улицу. Итачи… говорил о том, как получить мангекью. Он… повернулся ко мне спиной. Я бросил кунай… промахнулся. Нии-сан… обернулся. Смотрит…

— И?

— Он… не смотрит с ненавистью. Он… измучен? — голос дрогнул. — И… плачет?!..

Шока от этого оказалось достаточно, чтобы прервать погружение в воспоминание. А там уже завершить технику и медленными поглаживания вернуть Саске в реальность…

Учиха вздрогнул и распахнул глаза.

— Он… плакал. Итачи плакал…

— Значит, версию об обострении психопатии можно окончательно отбросить, — сообщил Орочимару, опираясь подбородком ему на плечо. — Осталось только выяснить настоящий мотив.

Кабуто посматривал на него виновато, мол, ему доверились, а он не смог. Саске глянул исподлобья, закусил губу. Качнулся вперед, замер.

— Я был очень жалок?

— Ты был очень мил, — отозвался Орочимару. — Так за всех переживал…

— А еще наверняка плакал, — Саске коснулся щеки, проверяя, нет ли следов слез. — Тогда плакал.

— Нет, ты держался очень хорошо… Но едва не утонул там. Знаешь, что это значит?

Саске передернуло.

— Догадываюсь. Еще раз использовать технику слишком рискованно?

— Вообще-то, нет. Что ты хочешь ещё посмотреть?

— Встречу в гостинице, — Саске сжал губы. — Я… был слишком захвачен эмоциями. Мог что-то не заметить.