Он ожесточился. К себе и другим. Шутки стали злее, а слова — лишь инструмент достижения прагматичной цели. Не крик о помощи, не ответ на вопрос, не маяк, указывающий дорогу. Команда, приказ — даже если звучит мягким предложением.
Он ожесточился, сделал использование других привычкой… и забыл об этом. Даже гении не могут всё помнить. Гении находят путь там, где вовсе не существовало поверхностей, а помнить всё скорее сможет дурак. Купился. Решил использовать и так. Приятно же. А ещё привязка… привязка к себе жадных до любви детей.
Когда-то он и сам был таким. Но уж чему их не учили, так это любить и быть любимыми. Гордиться не волей огня, а собой. Радоваться не только победе над врагом, но и бездне неба над головой. Да и кто из шиноби в принципе мог их этому научить? Сами все такие. Искалеченные, судорожно ищущие руку рядом, хватающиеся за любое мимолётное тепло… И отвергающие его как ловушку.
Но Орочимару умел. Он научился. Любовь во многом состоит из понимания и желания понять. Кому, как не гению-учёному овладеть ею?.. Возможно, была другая любовь, основанная на страсти, на желании подчинить и перекроить под себя, но такой любви, как ни силился Змей, он не смог понять.
Быть влюблённым в таинственную глубину неба… В почву под ногами, раз за разом рождающую жизнь. В чакру, меняющую все законы мира…
И быть полностью скрытым ото всех. Надёжнейшие убежища. Отточенные слова, жесты, ориентированные на достижение цели и сокрытие. Ни в повороте головы. Ни во вздохе между ударами не проявится суть. Он сам всё скрыл, опасаясь удара.
…а теперь ему тесно в собственных стенах.
Безумно, до колик, хотелось позволить себе любить. Не просто быть рядом и наслаждаться совместными действиями. Любить. И позволять себя изучать. Позволять быть любимым. Но… толку-то? Хрупких людишек? Двух нестабильных подростков, один из которых нестабильнее другого? Которые даже не знают, не понимают и не могут сравнивать, что это вообще такое?.. Доверять не только исследования, тело, сон — но и свою улыбку?
Это неправильно. Это не приведёт ни к чему хорошему.
Безумно хочется.
Быть любимым.
Боль в груди стала настолько невыносимой, что Змей отвёл взгляд от неба и уткнулся лбом в землю. Позволять себе слабость иногда было жизненно необходимо — чтобы узнать, из-за чего и как ты ослаб. Земля, влажная от предрассветной росы, жирная, плодородная, покрытая травой, как шерстью… пахнущая круговоротом жизни.
А внутри взвыли звери — запертые чувства. Они бились о прутья, не жалея себя, не жалея клетки. Синий лев — он же вырвался, он получил свою дозу счастья!.. Осталось только им. Постараться, всем дружно, всем разом!..
Ну почему сейчас?..
Как раз этот момент выбрали парни, чтобы найти его.
— Вроде здесь, — Саске огляделся. Как каждый носитель джуина он при желании мог найти Орочимару, если тот, конечно, специально не заблокирует эту возможность.
— Вон он! — вскрикнул Кабуто и бросился за ним. — Орочимару-сама, Орочимару-сама! Что с вами?
— Кабуто, не суетись, — попросил Змей, морщась и силясь подняться. Отстраниться от переживаний, сосредоточиться на текущей обстановке…
Его быстренько подхватили под белы рученьки и уволокли в убежище. А там — на кушетку в операционной. Голова кружилась. Наверное, давление подскочило… особо зверски.
— Итачи буянит? — с любопытством спросил Кабуто.
Змей помотал головой.
— Странно, а похоже на реакцию отторжения.
— Итачи?!! — вылупился Саске. — В каком смысле?.. Он что, всё ещё?..
— Конечно. Без законного владельца тело быстро умирает, — Якуши в это время ловко привязывал любимого саму ремнями. — Так что он запирается в глубине сознания особой печатью. Орочимару-сама, давайте я на всякий случай проверю её целостность?.. Вдруг утечка?
Кабуто, не дожидаясь ответа, приложил руки к его вискам. Убрал руки. Задумчиво посмотрел на лоб любимого самы, покрытый испариной. Орочимару-сама велик и могуч! Как он сделал так, чтобы удерживать старшего Учиху вообще без печатей?..
— Кажется, всё-таки физическое отторжение. Орочимару-сама, прекратите делать то, что вы сейчас там делаете…
Из-под тёмных ресниц сверкнуло алым. Ученики отскочили, готовясь к драке, но Орочимару только смотрел. Смотрел жадно, вглядываясь во всю мощь додзюцу.
Учиха активировал свой шаринган в ответ, сцепился взглядами. Нет, не готовясь к поединку. Даже новость об Итачи могла подождать. Что-то смутное, подсознательное толкало сделать так.
Поймать взглядом. Вцепиться зрачками в каждую деталь, в самую крохотную мелочь.
Отзеркалить.
Орочимару расслабился резко, прикрыл глаза и откинулся на спинку кушетки.
— Всё? Всё закончилось? — осторожно уточнил Кабуто.
Змей коротко кивнул.
— Это шаринган, — Саске прислонился к стене.
— То есть?
— Режим изучения деталей, — Учиха потер переносицу. — Именно с его помощью мы можем копировать увиденные техники и разбирать их на составные элементы, — пауза. — Но я впервые вижу, чтобы так внимательно смотрели не на техники.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное