Читаем Руки (СИ) полностью

Итачи же с самого раннего детства натаскивали именно как шиноби. На убийства, на защиту клана. Его понимание сути вещей использовалось для поиска максимально эффективных способов убийства — потому что сам маленький, меньше всех, слабее, но клан надо защищать. Орочимару ясно видел это в его воспоминаниях — проникновение сознаний было взаимно, и хотя Змей старался без надобности не лезть, во время разговора всё равно частенько всплывали воспоминания-ассоциации, — и так же ясно понимал, что у Итачи не получится прекратить ставить интересы клана выше собственных.

А сейчас, когда единственный представитель обрёл самостоятельность, смысла в жизни и вовсе нет. Миссия жизни закончилась, можно уходить на покой.

Заняться восстановлением популяции Учих, что ли?.. Хотя это всё равно, что сменить одно ярмо на другое. Да и не будет человек жить без удовольствия. Эта ответственность — навязанный долг, а не то, что Итачи выбрал сам и от чего кайфует.

Вот Саске — это да, он тащится от собственной крутости — будь здоров. Ему даже никакой мести в качестве внешней мотивации особо и не нужно — достаточно этой мощи в руках, достаточно быть сжатой пружиной, способной изменить ход событий. Разве что нужны были сильные противники на первых этапах, чтобы не решил, будто нынешняя крутость — это предел.

Кабуто счастлив, когда он нужен и полезен, причём не только и не столько человеку, сколько делу, которое этот человек делает. Он бы не стал кудахтать над каким-нибудь гражданским, который ложки вырезает, ему нужен масштаб и новизна. Тоже, кстати, признак исследователя — но исследователя, который изначально считает, что сам он не может так. А вот помочь тому, кто умеет — да.

А у Итачи кайфа в жизни нет. Одна навязанная миссия, которую никак из личности не выкинуть.

Может, есть какая-то возможность сделать её счастьем, а не мукой?.. Надо подумать.

А пока Змей вышел из душа, переоделся, создал большой тёплый плед и вернулся к Итачи.

***

Орочимару проспал больше суток, изредка прерываясь, чтобы попить и сползать в туалет. Кабуто всё это время не отходил от него, чутко следя за состоянием и готовясь в случае чего и атаковать, и целовать. Но дело было не только в услужливости профессионального помощника, но ещё и в том… Орочимару-сама был так спокоен во сне, так красив!.. И так спокоен. Он совершенно не боялся спать под наблюдением помощника, хотя раньше находиться поблизости от спящего Змея было попросту опасно.

Сейчас Орочимару-сама ему доверял. Доверял своё тело. И это было…

…мало.

Кабуто тут же оборвал эту мысль. Мало? Как мало? Гораздо больше, чем он вообще смел мечтать!..

…только восторженный взгляд — для Саске. Ласковая улыбка — для Саске. А на него Орочимару-сама опирается не глядя, точно на любимый стул. Это же здорово, быть любимым стулом?

…или всё-таки… всё-таки он имеет право на чувства?

Учиха оказался легок на помине — он забегал периодически, принести еды, проверить состояние, попытаться посидеть рядом… Терпения Саске было не занимать. Как и здравого смысла. Он понимал, что постоянное нахождение рядом ни к чему не приведёт.

— Все еще спит? — негромко поинтересовался Учиха.

— Ага, — отозвался Кабуто, не отводя взгляда. — Как там дела во внешнем мире?

— На базе все спокойно, — Саске прислонился плечом к стене. — Тебе нужно выспаться и поесть самому.

— Не нужно. Я вполне могу продежурить так ещё сутки.

Учиха нахмурился.

— Я тебя сейчас райтоном приласкаю. Что за бессмысленный мазохизм?

— Не зарывайся, Учиха! Приласкает он меня… Орочимару-сама нуждается в постоянном пригляде.

— Разве? Столько спать не слишком нормально, но он просто спит. А такими темпами к его пробуждению свалишься уже ты.

— Проверю состояние и свалюсь, — Кабуто кивнул. — Ты имеешь что-то против?

— Имею, — взгляд из-под полуопущенных ресниц. — Потому что в этом нет необходимости. И я не понимаю, что мешает тебе хотя бы поесть.

— Это меня отвлечёт, — поджатые губы, лёгкий скрип зубами.

Ещё ему не высказывали, как правильно ухаживать за Орочимару-сама!

— От разглядывания светлого лика сенсея? — почти неприкрытая насмешка.

— От отслеживания его состояния.

— Усталость неблаготворно влияет на концентрацию. Ты можешь что-то пропустить по этой причине, — Учиха проявил несвойственное ему терпение, пытаясь воззвать к здравому смыслу.

— Вероятность, что я что-то пропущу из-за того, что отвлёкся, выше. А отдохнуть я и потом смогу.

Кабуто упрямо помотал головой. Ему казалось, что если сейчас он хотя бы выйдет на кухню, то больше уже никогда не сможет вернуться. Не пустят.

Он точно окажется лишним.

— Вот уж не знал, что ты так сосредоточенно ешь, — фырканье. — Или считаешь, что я не в состоянии пожарить мясо?

Косой взгляд.

— Ты его пересушиваешь.

Учиха почти умилился:

— То есть ты отказываешься есть именно по этой причине? Могу онигири принести, мне не жалко.

— Учиха, не мешай мне выполнять мою работу!

— Кабуто, довыделываешься, я тебя с палочек кормить стану. Опыт есть.

— Да какое тебе дело?!

Черные глаза сузились в прищуре:

— Мне есть дело. Странно, что тебе на себя настолько плевать. Я-то думал, ты понял.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное