Руки (СИ)

Саске разрешил колебания просто — шагнул сам, оттесняя Якуши в сторону Орочимару. Обнял, улыбнулся поверх плеча — уголками губ, благодарно. Как всё просто на самом деле.

Просто радоваться, что есть те, кто действительно хочет подарить ему браслет.

========== Компликация ==========

Орочимару тем временем глубоко вздохнул и погрузился в собственное сознание. Звери внимательно, хищно следили за ним из своих клеток, а он только передёрнул плечами и двинулся к Итачи. С каждым шагом идти становилось всё труднее, будто его пронзало невидимым колючим ветром. Регенерация справлялась, да, но идти становилось тяжелее.

Змей без стука зашёл в комнату Итачи. Она преобразилась до неузнаваемости, одновременно — оставаясь такой же. Обстановка не поменялась, но стала будто нарисованной, бумажной. Ткни пальцем, и она порвётся, открывая за собой безжалостную, холодную темноту.

Итачи сидел на бумажной коробке, изображающей кровать, и с отсутствующим видом ломал в руках сюрикены. Металл, бессильный перед волей шиноби, крошился, но на руках всё равно оставались глубокие царапины.

Змей опустился перед ним на колени и положил руки на запястья, прося остановиться.

Учиха поднял на него взгляд — без задержки, но и без лишней поспешности, показывая, что заметил гостя ещё до прикосновения. Сжал в кулаке очередной сюрикен. Металл выдержал, острые грани впились в ладонь. Итачи разжал руку, равнодушно проследил, как раны постепенно затягиваются.

— У тебя очень интересное сознание, — заметил он. — Воспринимая меня своей частью, оно мешает причинить вред. Лечит, как видишь.

— А может быть иначе? — Орочимару склонил голову набок и удивлённо приподнял брови.

Итачи пожал плечами:

— Мне не с чем сравнивать. Ты что-то хотел?

— Да, — Змей сместил руки ниже, беря за ладони.

Учиха помолчал, ожидая продолжения. Не дождался, вопросительно приподнял брови.

— Пойдём, — проговорил Змей, поднимаясь.

— Что, решил всё-таки столкнуть нас с Саске лбами? — устало.

— Нет. Пойдём.

Итачи вздохнул и всё же поднялся на ноги.

— Куда?

— Куда-нибудь в более уютное место.

Орочимару потянул его за руку, уводя к двери. Бумажность помещения и окружающая её чернота донельзя нервировали его. Лёгкое усилие — и дверь открывается не в коридор, а к ступеням вниз. Пройти ещё немного вниз — поляна. Глубокое фиолетовое небо, свежий воздух, небольшое озеро, светлячки. Лес кругом… Всё плотное, как настоящее, все созвездия на своём месте, все листья естественной формы, все букашки делают своё дело… Паутинка на ветке, погрызенный листочек, муравейник рядом.

— Красиво, — Итачи сел на траву, скрестил ноги.

— Ну хоть оценил, — Орочимару присел рядом, уставился на гладь воды. — Почему тебе больно?

— А мне должно быть хорошо?

— Не знаю. Я знаю, что тебе больно. И не хочу, чтобы так было. Думаешь, я не смогу удержать Саске от глупостей?..

Итачи качнул головой:

— Он уже не ребёнок, чтобы было нужно держать его за шиворот.

— Тогда в чём дело?

Орочимару чувствовал себя бесконечно старым и усталым.

Учиха запрокинул голову к небу, прикрыл глаза — и неожиданно искренне ответил:

— В том, что мне не о чём говорить с Саске.

— Неужели нет совсем ничего, что бы ты хотел ему сказать?

— Что-то не нужно ему самому. О чём-то не хочу говорить уже я.

— А откуда ты знаешь, что не нужно?

Итачи не ответил. Лёг на траву, блуждая взглядом по веткам и листьям, провел пальцами по траве. Хотелось? Пожалуй, ему хотелось бы сказать Саске, что он его любит. Попросить прощения, что не смог справиться со всем как-то иначе. Сказать, что гордится…

Только это сделало бы всё в несколько раз сложнее.

Итачи не хотел оправдываться.

Более того, он не хотел быть оправданным.

— Он очень расстроился, узнав, что ты вообще никак не хочешь с ним общаться, — сообщил Змей, укладываясь рядом, под бочок. — И, по себе скажу, лучше хоть что-то, чем ничего.

— Почему ты мне об этом говоришь?

— А зачем вы друг друга пытаете?

— У нас не выйдет взять друг друга за руки и радостно прыгать по опушке Ши но Мори.

— И поэтому ты хочешь продолжать молчать?

Итачи скосил на санина глаза:

— Ты же не отстанешь?

— Почему? Это твой выбор. Я могу отстать. Постепенно научу Саске жить без тебя. Единственная проблема — это разрушительная деятельность внутри моего сознания. Ты не подумал, что восприятие тебя частью моего сознания может иметь и другие последствия?

— Я молчу потому, что мне не о чём говорить.

— Я могу наложить печать, которая бы отсекла твоё сознание от моего. Хочешь?

— Мне всё равно, — непроницаемый взгляд черных глаз.

— А мне бы этого не хотелось. Но я не хочу больше чувствовать твою боль.

— Что, я настолько хороший собеседник? — почти сарказм.

— Нет, — Орочимару с трудом приподнялся.

Голова кружилась, во рту стоял мерзкий привкус. Упавшая на глаза прядь волос была уже не иссиня-чёрной, а серой, с проседью. Совесть, надежда, жадность уговаривали его попытаться ещё, уговорить, не пускать… А чувство самосохранения вопило, что нужно накладывать печать немедленно. Старение означает, что повреждён источник жизненных сил, а там и до смерти приуныть недолго.