Козел, разумеется, понял, что относилось это не к нему, и не обиделся.
До развалин крепости мы дошли быстро. В прошлом здесь улицы вели к площади с фонтанами, храмами, памятниками. Теперь, все разрушено. Из всего примечательного осталось только одно: летом в старой Бейге водятся ящерицы, нужные нам для того, чтобы пугать ими девчонок.
Дядя Геннадий привел меня к углублению в том месте, где сходятся две стены, расположенные, по-моему, довольно далеко от возможного пересечения диагоналей, упомянутых в письме покойника.
— Открой футляр.
Я открыл.
— Дай кирку.
Я дал. Старший кладоискатель отодвинул высохшую ветку, лежавшую в углу и присыпанную землей.
— Почисть вот здесь лопатой.
Был выполнен и этот приказ. Я не переутомился, потому что земли было мало, только для маскировки. Скоро я добрался до большой шершавой плиты.
— Хочешь посмотреть надпись? — поинтересовался „дядя Геннадий.
— Хочу!
— К сожалению, это невозможно. Прошлой ночью я так ее изрезал, что ничего не разберешь. Мера предосторожности, Александр!
Дружными усилиями, с напряжением и пыхтением, наконец, мы постепенно открыли ход в какую-то дыру. Дядя Геннадий сунул туда зажженную спичку. Спичка потухла, так и не дав нам увидеть, что там внизу. Потом мы бросили туда один за другим четыре комка земли. Их стук тоже мне ни о чем не сказал; но кладоискатель довольно потер руки:
— Неглубоко и с уклоном. Ниже колодец расширяется, и от него в сторону идет туннель.
Радостное возбуждение охватило и меня. Дядя Геннадий вынул из футляра контрабаса длинную крепкую веревку. Я ему помог ее распутать. Когда все было готово, решили, что первым спущусь я, так как я легче. Одним концом веревки я перепоясался, другой дядя Геннадий привязал к большому камню, отколовшемуся от крепостной стены, схватил середину веревки и сказал:
— Давай!
Я стал медленно спускаться. Наклон был не очень крутой. Трижды я поскользнулся, но руки кладоискателя были сильными, веревку опускали равномерно. Когда я добрался до дна, он крикнул, чтобы я зажег спичку. Но она тотчас погасла.
— Нечего отдуваться, трусишка! Пыхти в сторону! — отчитал меня начальник экспедиции.
Вторую спичку я зажег над головой. На этот раз, хоть всего на секунду, я увидел дно неглубокой ямы: неровное, усыпанное камнями, припудренное пылью. Оно не было шире дыры. И никакого туннеля не было. Только пальцы я обжег:
— Ой!
Третья и четвертая спички ничего не добавили к моим печальным наблюдениям. Я сообщил об этом дяде Геннадию, но он не поверил:
— Слушай, ты врешь, наверное, для того, чтобы все забрать себе!
— Честное пионерское! — крикнул я. — На всякий случай брось мне свечку.
— Ну да, ему еще и свечку! Я что, по-твоему, сам не могу проверить? Если ты меня обманываешь, я там же тебя и отколочу!
Дядя Геннадий начал спускаться. Колодец наполнился пыхтением и шарканьем подошв о землю. «Хорошо бы, если б за ним не последовал камень! — подумал я. — А то он здесь нас обоих расплющит…» Я только тут постиг обидную истину: не ради моей безопасности кладоискатель привязал другой конец веревки к обломку стены, а для того, чтобы в решающий момент спуститься сюда самому…
— Тьфу! — высказался кладоискатель, убедившись, что никакого расширения нет. — Мы попали в самую обыкновенную дыру…
Неожиданно к нам соскользнула веревка… Видимо, она отцепилась от камня. Мы стояли на дне и почти не видели друг друга, а через отверстие нам было видно только десяток мелких звезд.
— Давай позовем на помощь, — предложил я.
— Ну да! — засопел дядя Геннадий. — Кроме пьяного пастуха наверху никого нет.
— Тогда как же?..
— Вылезем сами!
Первым попытался я, но безуспешно — соскользнул вниз, как мешок. Хоть наклон был и невелик, но из этой дыры вряд ли выбрался бы и альпинист: земля, так же как сейчас, крошилась бы непрерывно, некуда было бы вбить крючья и клинья.
— Взбирайся мне на плечи! — приказал дядя Геннадий.
Я взобрался. До отверстия оставалось еще около метра.
— Подпрыгни!
Я подпрыгнул, но, согласно закону земного притяжения, упал на голову начальника экспедиции. Он оттеснил меня в сторону и закурил трубку. Так прошло минут десять. Только один раз дядя Геннадий нарушил молчание. Он признался, что никакого письма от своего дяди Христаки не находил, а ту записку, датированную 1938 годом, сочинил сам, чтобы заполучить меня в сообщники. А на плите в самом деле было написано: «Если сойдешь вниз, обратно выхода нет».
Вдруг в отверстии появилась тень: большая голова с бородой и рогами. Дядя Геннадий подпрыгнул:
— Козел деда Петко! Он отвязался и пришел над нами поиздеваться!
Рогатый молча покачал головой. В довершение всего к нам сверху начала спускаться веревка. Мы не были настолько наивны, чтобы хоть на миг поверить в чудеса. Тем не менее кто-то нам помогал…
Когда конец веревки опустился до наших голов, кладоискатель приказал мне подниматься первым. Подъем был медленным, куртка моя наполнилась землей. Но я не рассчитывал на то, что меня вытянут, а сам напрягал мышцы и поднимался вверх по веревке, сколько мог. Дядя Геннадий нервничал:
— Скорее, ну, скорее! Ползешь, как улитка!