Рукопись Бэрсара

Хэлан уже не видел стен за багровым туманом. Силы кончились, слишком щедро он растратил себя, а ведь только начало... Нет, я не скисну, все сделаю, сдохну, а сделаю, и никто никогда не узнает... никто. Никогда.

Бестолковыми, вялыми руками он сдирал с себя скафандр, и только какая‑то сумасшедшая, нелепая гордость удерживала его на ногах. Продержусь, и никто не узнает. Никто. Никогда.

Они уже были в рубке. Майх молча толкнул Хэлана в кресло, торопливо, почти грубо затянул ремни, рванул рычаг, и кресло повалилось, потащило в свою вязкую мякоть. Сквозь туман в глазах он видел, как Майх торопливо пристегнулся сам, как заметались по пульту его руки.

Тяжелый гул поднялся снизу, все ходило ходуном; это было уже рычание, грохот; Майх что‑то крикнул, он не расслышал, хотел переспросить ‑ не успел. Черная мягкая тяжесть легла на грудь, вдавила в кресло, оборвала дыхание.

‑ Конец, ‑ вяло подумал Хэлан и ушел в темноту.

Только это был совсем не конец, всего лишь передышка, черный просвет в бесконечной трясине часов, когда перегрузки все ломали и ломали его тело, и огромное сердце еле ворочалось в груди; и воздух был твердый, и его нельзя было вдохнуть. А потом пришли тошнотворные часы невесомости и бессилия, и тоска, и одиночество. Да, одиночество, потому что Майха с ним, считай, не было.

Майх работал. Шесть дней в пилотском кресле, почти не отлучаясь. Засыпал на полчасика, если мог себе позволить, а, когда нет, просто глотал таблетки. Он и о Хэлане забывал, так забывал, что вскидывался, когда тот совал ему в руки еду. Вернется на минутку, улыбнется виновато ‑ и опять ушел.

Хэлан уже знал его план. Залезть в астероидный пояс, затеряться, а потом каким‑то хитрым зигзагом вывернуть к Фаранелу. Знал ‑ и помалкивал: ничего это ему не говорило. Майху видней. Если честно, просто боялся думать. Изменить ничего не изменишь, значит, терпи.

На седьмой день Майх объяснил, на какие приборы посматривать, в каком случае разбудить и завалился спать.

И тут уже пришло такое одиночество... Хотя нет, не такое. На Тенаре было страшней. Хэлан сидел себе в пилотском кресле, лениво поглядывал на приборы, лениво подумывал о своем, а огромная тишина ватным коконом окружала его. Вязли и таяли в ней какие‑то привычные, незамечаемые звуки, по секунде утекало время, и все это было не очень страшно, не страшней, чем любая засада.

А потом все как‑то вошло в колею, уложилось в привычный порядок: еда, работа, сон по очереди в крохотной загородке за рубкой ‑ и все это было так, словно они просто движутся из пункта А в пункт Б, словно на Ктене их ждут‑не дождутся.

‑ Майх!

‑ Да, ‑ отозвался тот из работы.

‑ Слышишь, Майх, ты вот был на Ктене...

‑ Ктен? Ну, по кометной идем, должны прорваться.

‑ А, черт! Что я, об этом? Майх!

Он поднял голову, наконец.

‑ Да, Хэл?

‑ Майх, ‑ медленно и раздельно сказал Хэлан, ‑ как по‑твоему, что такое Ктен?

‑ Четвертый из внешних спутников Фаранела. Ктен, Латен, Афар, Гварам. Поперечник ‑ 1100, масса ‑ 1,200 от Сатлирской. А что?

‑ Я не об этом. Я спрашиваю: что такое Ктен?

‑ А! Вот ты о чем. Не знаю. Место странное, ты прав. А в чем дело?

‑ Думать пора. Мы можем добраться до Намрона напрямую?

‑ Нет. Если честно, не знаю, доберемся ли до Ктена. И так на экономичном иду, видишь, каждый этап по три раза пересчитываю.

‑ Горючее?

‑ Да, главным образом. Ничего, Хэл, пробьемся.

‑ Ну, если пробьемся, давай я тебя поспрашиваю. Значит, ты был на Ктене?

‑ Да.

‑ Прямой рейс?

‑ Нет. Рейс обычный: Авлар ‑ Гават ‑ Гварам.

‑ А Ктен?

‑ На Гвараме подвернулся груз. Понимаешь, это ведь идет, как спецрейс, по особому тарифу. Наша компания от таких фрахтов не отказывается!

‑ А почему именно вы?

‑ Глупей не нашлось. Рейс для самоубийц. Груза мало, а недогруженный корабль... ну, понимаешь, при неправильной загрузке теряется точность маневра. А навигация там дьявольская... Мы по кометной идем, и то будет трудно. А уж от Гварама...

‑ Понятно. А груз?

‑ Обычный. Медикаменты, оборудование, запасные блоки и приборы.

‑ А оттуда?

‑ Почти ничего. Малые контейнеры и кассеты. Пленки с приборов, как я понял.

‑ А почта? Туда, обратно?

‑ Никакой почты, Хэл. Мне это тоже показалось странным.

‑ Только это? Помнится, ты говорил, что ждали груз. А груза‑то нет? Сколько вы там торчали?

‑ Четыре дня. Догадываюсь, что ты спросишь. На станцию нас не пустили. По карантину.

‑ Значит, теперь у них есть врач?

‑ Не знаю, Хэл. Не уверен.

‑ А карантин?

‑ Ну, это как раз нормально. На такие вот маленькие станции нашего брата, жестяночника... ну, не любят пускать.

У ребят ведь всегда кое‑что есть, ни один таможенник не отыщет.

‑ И на "Звезде"?

‑ Ну‑у, у нас поменьше ‑ Лийо в это не марался. Так, по мелочам. Нельзя было пережимать, Хэл. При такой сволочной работе ребятам надо хоть что‑то с рейса иметь.

‑ Предположим. К вам кто‑нибудь выбирался?

‑ Нет. Даже разгружались сами. Выгрузились, Лийо связался со станцией, оттуда пришли и забрали груз.

‑ И наоборот?